Николай Богданов: Легенда о московском Гавроше

— Сейчас прибудет. Вокзал в наших руках, путь свободен. Рында-Бельский по поводу успеха уже атаковал вокзальный буфет. Молодец!

— Вот если бы так же успешно этот молодец атаковал не бутылочные батареи, а пушечные! — сказал полковник, вспомнив неудачный налет Рында-Бельского на артбригаду.

Поручик Ровный сел за телефон и, когда дозвонился до дежурного по вокзалу, побледнел.

— Батальон пулеметчиков перехвачен! — тихо доложил он.

— Кем перехвачен?

— Варенцовой.

— Отрядом Варенцовой? Не слышал про такой отряд. Большевичка она известная, но отрядами не командует. Пропагандой занимается.

— Она их на товарной перехватила, — слушая сбивчивый рассказ дежурного, передавал Ровный. — Вышла на перрон и сказала: «Сынки! Я ваша мать, ткачиха ивановская. Сперва меня убейте, потом поезжайте убивать ваших братьев, рабочих». Среди солдат были ивановцы. Они узнали ее и высыпали к ней из вагонов. А затем последовали за ней в распоряжение Военно-революционного комитета.

Рябцев выслушал, затем приказал, отчеканивая слова:

— Негодяя Рында-Бельского, прозевавшего наш батальон, расстрелять на месте там же, в буфете. Всеми наличными силами ударить навстречу прибывающим войскам, включая прорвавшуюся роту пулеметчиков. Баррикаду на Остоженке снести любой ценой. Жизнь и смерть нашего дела зависят от этого. Вы понимаете, поручик Ровный?

Утро было холодное, промозглое. С неба то сочился дождь, то сыпала снежная крупа. Северный ветер пронизывал шинели солдат и ветхие пиджаки красногвардейцев. Расслабленные затишьем, они зябко дремали во дворах, в подъездах, на баррикаде, прислонившись к тюкам ваты. Смена выходить на улицу не торопилась. Один солдат Сидор поднялся и позвал с собой Андрейку.

На баррикаде лежали поверх тюков винтовки, солдаты и красногвардейцы дремали рядом. А при некоторых винтовках и хозяев не было, видно, ушли погреться.

Завидев Сидора и Андрейку, солдаты и красногвардейцы попросили:

— Покарауль, дядя Сидор. Мы живо, только чайком погреемся, — и, оставив громоздкие винтовки на баррикаде, устремились к битком набитой чайной.

Убедившись, что у белых тишина, солдат Сидор согласно кивал на просьбы знакомых и незнакомых. На баррикаде вскоре остались они вдвоем с Андрейкой: самый старый и самый юный солдат Красной гвардии.

Андрейка гордо расхаживал вдоль баррикады, охраняя доверенное им оружие. Сидор подремывал.

Набежала снежная туча, осыпав баррикаду белой крупой, и вдруг, словно гонимые северным ветром, из всех переулков посыпались юнкера. Они летели, овеваемые поземкой, бесшумно, будто бестелесные духи.

Андрейка, увидев их, пальнул из ближайшей винтовки. Затем из второй, из третьей. Стрелял он не целясь, ничего не видя, оглушенный своей пальбой. Но солдат Сидор вел прицельный беглый огонь. Его пули косили бегущих юнкеров.

Баррикада ожила. Услышав стрельбу, из чайной Бахтина, как пчелы из рассерженного улья, выскакивали солдаты и красногвардейцы. Бежавшие юнкера запнулись, встреченные плотным огнем.

Андрейка заплясал от радости и уронил чью-то винтовку с бруствера на мостовую по другую сторону баррикады. Недолго думая Андрейка перемахнул через бруствер, поднял винтовку и… упал от сильного толчка в спину.

— Мальчишку убили! — услышал он словно издалека чей-то крик.

— Вот они! — крикнул Добрынин, увидев перед собой юнкеров. — Сами в руки даются! Бей их, ребята! — И перемахнул через баррикаду.

Красноармейцы и солдаты не отставали от Добрынина. Юнкера, не ожидавшие такого яростного отпора, попятились, побежали.

В Петю Добрынина вселился какой-то воинский дух. Забыв о ноющей ране в плече, о саднящей боли в голове, он побежал вперед, размахивая винтовкой, в которой уже не было патронов, по пятам отступающих юнкеров. Красногвардейцы не отставали от своего бесстрашного командира, и таким образом они прорвались к сумрачному зданию штаба округа. Дорогу к нему преграждала высокая поленница дров, за которой попрятались юнкера.

— За мной, в обход! — крикнул Добрынин.

Его боевым азартом невольно залюбовался фон Таксис, с горечью наблюдавший бегство юнкеров.

— А ведь хорош! — пробормотал он, прицеливаясь в Добрынина.

— Давай, давай, окружай, ребята! Чтобы ни один контра не ушел! подзадоривал Петр красногвардейцев.

Рассчитав, что в суматошной стрельбе его выстрел пройдет незамеченным, поручик рискнул послать пулю в грудь своего соперника. Если бы он не знал Добрынина, то, пожалуй, воздержался бы.