Максимилиан Кравков - Утро большого дня

— А сейчас? — лукаво спросила Марина.

Звягин не успел ответить. В дверь постучали. Он прислушался. Стук повторился.

Марина вскочила, включая лампу, и с усилием щурилась в темноту. У порога стал человек, улепленный хлопьями снега.

— Здравствуйте! — глухо сказал пришедший, снимая шапку, и Марина узнала Кунцова. Но так изумилась, что не ответила на поклон.

— Проходите, Михал Михалыч, — решительно пригласил Звягин, — мы вам рады!

Кунцов неуклюже покосился на него, попробовал улыбнуться и стал в двери. Тогда Марина подбежала и сказала ласково, как хозяйка:

— Снимите пальто, будем пить чай!

Кунцов вдруг сконфузился. Поспешно разделся, повесил пальто на гвоздь и, отирая мокрое от метели лицо, объявил:

— Вот я пришел...

Марина взглянула на Звягина. Кунцов перехватил ее взгляд и уныло усмехнулся.

— Незванный гость, — начал он и вытащил из кармана бумагу, — это, Марина Николаевна, вам!

Разодрал пополам лист бумаги и подал его Марине.

— Это акт, подписанный вами, Фроловым и кем-то еще. О четвертой лаве. Теперь формально ответственность с вас снята, а я рад.

— Что такое! — воскликнул Звягин.

— Позвольте мне сесть. Я очень устал и скоро уйду, а теперь послушайте...

Так же, как утром Вильсону, он начал рассказывать им. Протокольно, сухо, устало. Будто говорил не о себе. Звягин ерошил волосы и хрустел пальцами. Раз ужаснувшаяся Марина так и застыла, уставившись на Кунцова.

— Я считаю себя ответственным и за преступление в гезенке, — скучно добавил Кунцов, — но это потом. Главное — остановите лаву, спасите штольню. Завтра к вечеру будет уже поздно!

Он сказал как будто бы все и беспомощно взглянул себе под ноги. Потом вспомнил.

— Да, еще! Мне никто не верит. Секретарь и Вильсон считают меня сумасшедшим, Фролов — вредителем. Я думал, что этот день никогда не кончится...

Марина встала. В упор приблизилась к Звягину и сказала испуганным шопотом:

— Я утверждаю — это вполне возможно! Продуктивную толщу [3] Толща породы, в которой находится каменный уголь, годный для разработки. Центральной штольни подстилают водоносные горизонты...

Несмелая надежда осветила желтое лицо Кунцова. А Марина точно забыла о том, что он здесь.

— Я чувствую его искренность! — настаивала она перед Звягиным, — идем в парторганизацию и бьем тревогу!

Звягин потянулся за шашкой.

— Я в квершлаг, — сказал он. — Вызываю лучших ударников, а ты действуй!

Вначале Кунцов смотрел на часы и следил за временем. Потом перестал. Заседание все еще не могло начаться.

— Роговицкого нет! — мимоходом сказала Марина.

Кунцов сидел у себя за столом. Но привычная обстановка кабинета теперь казалась чужой, изжитой и к нему уже не касавшейся. Он как будто простился с ней, простился и с шахтой, и досиживал здесь последние минуты.

Лично приготовился ко всему. Но самое худшее из возможного далека не могло перекрыть трагедии ожидания. Все чувства к себе заслонились четвертой лавой.

Сейчас Кунцову было легко умереть, вытерпеть сильнейшую физическую боль и перенести любое унижение. Но думать о том, что делалось в лаве, было невероятной пыткой.

Он представлял, как одна за другой отпадали плиты угля. Как все тоньше и тоньше делалась перемычка, как струями и каплями начинала сочиться вода... Здесь он вскакивал, рвался бежать и валился на стул обратно.

Дверь кабинета была приоткрыта. Мимо проходили люди, изредка оборачивались на Кунцова. Хвощ и другой шахтер протащили какую-то тяжесть, громко топая по асфальту и подбадривая друг друга. Потом наступили минуты безлюдья.

Кунцов вздохнул, заставил себя подняться и пошел в комнату секретаря парткома.

— Садитесь, товарищ Кунцов! — пригласил Шафтудинов, — сейчас соберутся...

Сказал и пристально посмотрел на него.

У лампы с зеленым колпаком писала Марина. Склонила голову на бок и быстро водила карандашом.

— Уж вы без меня! — попросил Кунцов и подумал: — не верит!

Опять сидел за столом своего кабинета, уткнулся для виду в бумаги и терпел наедине. Коридор оживился, чаще начали появляться люди. Группой прошли Кукушкин, Фролов и председатель шахткома. Дверь приоткрылась. В нее заглянул Роговицкий.

Балансируя руками, вошел на цыпочках, словно боялся разбудить. И рассказал вполголоса, напряженно приглядываясь к лицу инженера.

— Я все-таки шорца привел! Старика Лаврентия. Он подтверждает, Михал Михалыч! Уверяет, что помнит фонтан воды. Так и хлестал, говорит, из скважины. Как раз на нашей горе...