Исаак Гольдберг - Жизнь начинается сегодня

— Да кой о чем есть... — неопределенно ответил Николай Петрович. — Хочу, например, хорошее знакомство с тобою вести... Без каких-нибудь глупостей или чего-нибудь другого. А по-настоящему, по-хорошему.

— Девушек у нас много в деревне, — подняла на него на мгновенье глаза Зинаида, но тотчас же скрыла их под тенью затрепетавших ресниц. — Почто с другой какой не поведешь знакомства? Неужто я одна?

— Ты мне более других нравишься, — широко усмехнулся тракторист. — До других мне никаких делов нет.

— Нравлюсь? — Зинаидины глаза вновь устремились на Николая Петровича, взгляд ее задержался на его лице подолее, смелее и открытей.

— Не веришь? А я, честное слово, правду тебе говорю!

— Насмехаешься... Вы, городские, всегда так... Ловите.

Николай Петрович вслушивался в слова девушки и не мог толком понять — смеется она над ним или, вправду, не верит и защищается от него: говорила она обычные девичьи слова, какие говорятся в таких случаях, но голос ее при этом звучал скрытым лукавством, затаенной веселой насмешкой.

— Ишь, какая ты, — тряхнул он головою.

— Какая? Мясная да костяная! — засмеялась Зинаида и решительно повернулась, чтобы уйти.

— И почему ты бежишь-то? — огорчился Николай Петрович, не успев решить еще — смеется ли она или нет. Зинаида через плечо кинула:

— По делу иду. Да и не хорошо: увидят нас с тобою здесь, языками трепать зачнут.

— А-а! — протянул тракторист и, повеселев, тряхнул головою: — Ну, в другой раз!

Эта встреча, и которой сказано было ими друг другу так мало, все-таки как-то определила их отношения. Николай Петрович почувствовал ясное и свежее лукавство Зинаиды, почувствовал сквозь сдержанность ее прорвавшиеся неуловимо, но крепко черточки приязни к нему и налился еще большей нежностью и влечением к девушке. Зинаида же с этого дня начала неомрачимо и легко думать о трактористе.

И потому что это была еще первая весна, первая заря ее любви, мечты ее о нем были светлы, радостны и немного смешливы.

Первое омрачение этих дум о человеке, который еще непонятно и неосознанно для нее самой стал близким, пришло к Зинаиде от опасливого и плаксивого замечания матери, от ее намеков на толки и сплетни. И первое омрачение, навеянное материнской тревогой, всколыхнув Зинаиду незаслуженной обидою, резче и обостренней выявило для девушки ту цену, то значение, которое приобрел в ее жизни, в ее светлых и легких днях Николай Петрович, тракторист.

Вот почему Зинаида замолчала и притворилась засыпающей. Захотелось уйти от слов матери. И стало впервые стыдно думать и вспоминать о Николае Петровиче. Стыдно первым девичьим жгучим и сладким стыдом.

Поздно ночью Зайцев собрал партактив на совещание. Усталые люди, обожженные дневной работой, уселись по лавкам хмуро и недовольно.

— Разве что екстренное? — неприязненно спросил Степан Петрович, когда все собрались.

Зайцев посмотрел пристально на него и с сожалением вздохнул.

— А ты, Степан Петрович, полагаешь: экстренность тогда бывает, когда кирпич на голову валится? а?

— Непонятно...

— Плохи, ежели непонятно. Не по-большевистски. Во всяком разе, довольно! Вот что, товарищи, — обернулся Зайцев к собравшимся. — Дело получается серьезное. Выходит кругом паника, и может получиться разлад и развал коммуны. Кулаки повели прямое и форменное наступление. Тут слепым да дураком надо быть, чтобы не заметить. В прямую, в лобовую атаку на нас полезли. Поджоги да кой-что другое — раз, а, с другой стороны, поддаются наши некоторые на удочку. Насчет яслей нехорошо промеж женщин разговор идет. Второе — по поводу пищи. Обижаются и бузят, чтобы убоина была в котле да всякое прочее. Конечно, говорить нечего — харч стал плоховатый. Но взять-то неоткуда: перетерпеть следует, пождать...

— Люди рабочие, товарищ Зайцев. Брюхо, оно ждать неспособно.

Зайцев оглянулся на того, кто прервал его. Смельчак под его упорным взглядом сжался и потускнел.

— О брюхе толкуешь, Протопопов? За бессознательными, за беспартийными тянешь?! Ну, вот нам, товарищи, и живой, горячий пример! Это кто Протопопову слова такие в мозги вложил? Враг. Наш кровный противник. Понятно вам теперь, какое положение кругом? По-совести сказать, переходим вроде на военное положение. Сорвать первого нашего сева не позволим! Нам теперь каждый час дорог и каждая горстка семян! И должны мы устроить для себя, для коммуны спокойную и бесперебойную работу. Без помехи и тормоза!.. Ну, нужно выловить тех, кои мешают. Из собственной среды выловить. Опять перешерстить всех, пересмотреть.