Альберт Гурулев - Осенний светлый день

Парень отрицательно мотнул головой.

— Откуда?

— Баргузинского. Видишь, какой темный? Дорогой. А вот этот енисейского.

— И этот красивый.

— Соболь все ж таки.

— Еще неделю-другую хотел в тайге пробыть, — говорит Касьян, — да вот с Гришкой беда случилась.

— Я, Касьян, хочу спасибо тебе сказать, — управляющий произнес это серьезно, почти торжественно. — Опоздай еще немного привезти его в деревню — и, врачи говорят, каюк бы Гришке. И хорошо, что сюда привез, в Беренчей. В Чанинге бы ему тоже каюк пришел. А так — жив мужик остался.

— Я о рации тогда скучал. Позвонил бы: алло, и вертолет вот он, прилетел.

— Будут со временем и рации у нас.

— Будут, — Касьян недоволен, — когда еще будут.

— Это вы все один добыли? — приезжий тронул Касьяна за рукав.

— Другие больше добывают. — Но Касьян доволен. — Если приживешься у нас, могу тебя в следующий сезон с собою взять. Только пораньше об этом сообщи мне.

— Правда? — обрадовался парень.

— А чего не правда? Тайга большая, всем места хватит. И в зимовьях места хватит. Звать меня Касьяном. Запомни.

— А меня Петром.

— Вот и познакомились. При случае в Чанинге будешь — в гости заходи.

— Так ты о моих словах не вспоминаешь? — спросил управляющий Касьяна. — Ну о том, чтоб переехать вам всей Чанингой сюда.

— Вспоминаю, — ответил Касьян и понял: он действительно думал о переезде и Иннокентия нашел, лишь бы еще раз убедиться, что переезд нужен.

— Так, значит, убедил я тебя, — расплылся в улыбке управляющий.

— Может, и ты убедил, — согласился Касьян.

— Я тут для вас, чанингцев, вырезку одну из газеты принес.

— Можно и прочитать, коли интересно.

Управляющий порылся в столе, достал неровно оборванную четвертушку газетного листа.

— Вот это особенно прочитай, — показал управляющий обведенное карандашом место.

«Давно уже, даже в самых медвежьих уголках нашего района, стали обычными радиоприемники, фотоаппараты, городская мебель. И процесс приобщения к благам цивилизации продолжается. Люди тянутся к поселкам, где есть клуб, школа, почта, оставляют малолюдные заимки. Рождается тип нового охотника, который по-прежнему любит тайгу, азарт охоты…»

Правильная заметка. Но Касьян знает: ни заметка, ни управляющий не могли бы убедить его в переезде до тех пор, пока не созрело решение в душе. А когда оно созрело? Быть может, когда решил Касьян везти Гришку не в Чапингу, а в Беренчей. Быть может, и в этот момент.

Всем интересен разговор между управляющим и Касьяном: и Иннокентию, и приезжему молодому парню Петру.

— Ты ведь, Касьян, для Чанинги как стопорное бревно в заломе. Ты переедешь, и все поедут.

— Ну уж, — говорит Касьян, — я держу! Ну переедем всей заимкой, а жить где будем?

— Это моя забота. На улице не оставим.

— Ты вот парня, Петра, посели вначале.

— И его поселим. Его-то проще всего — один.

Из конторы Касьян вышел вместе с Иннокентием.

— Чудной народ. Не сидит на месте, — говорит Касьян. — Из деревни в город бежит, из города к нам стремится. Не поймешь — кому что надо.

— Плохо разве, что к нам едут?

— Да разве я говорю — плохо? Только иной городской поживет, поживет, помучается без сноровки и опять уезжает. Были же такие случаи. А наши молодые ребята в городе по улицам штанами метут.

Кому-кому, а Иннокентию известно все это. Конечно, разве заменишь этим приезжим парнем сыновей Ивана, того самого Ивана, у которого он в дому живет? Сыновья Ивана начали охотиться с детства. И добрыми охотниками стали. Но вернулись из армии, отпромышляли по сезону, насытились тайгой и уехали. Оба уехали. На каких-то курсах теперь в городе учатся.

— Мой Мишка вернется.

Касьян поправил шапку, ощупал в кармане пачку денег.

Веселая сейчас для Касьяна улица, добрая. И нынче за белку, не в пример прошлому году, лучше заплатили. В два раза больше.

— Так ты серьезно решил переезжать? — спросил Иннокентий. Но Касьян не ответил.

Касьян возвращался домой. Еще три поворота реки, и будет видна раскинувшаяся на угоре, старая таежная Чанинга. Можно путь и сократить: махнуть прямо через некрутую редколесную горушку. Касьян еще сам не решил — каким путем идти, а Сивый уж повернул с реки. Хитрому коняге все тропы известны, а лучше всех — тропа домой.

Некрутая горушка, а, пока добрался до верха, ноги у Касьяна налились тяжестью, заныли. Дорога сегодня была дальняя, нелегкая. На перевале, откуда видна вся деревушка, Касьян приглядел короткий пень, сел покурить. Отдохнуть надо, да и чего спешить — привычное это дело — возвращаться из тайги домой.