Владислав Белозор - Стихотворения. «И вновь я в этот день осенний напрасно помню о тебе…»

На чёрном дереве то клонится, то бьётся
иссушенный под зноем лист,
а мутный день за днём осенним льётся
туда, где будет мир спокоен, бел и чист.

Но держит лист в морщинах потаённых,
в тускнеющих оттенках желтизны
бесценный след скупых, прекрасных и влюблённых
лучей погибнувшей весны;

и памятью себя он лихорадит,
желая только одного —
сорваться с дерева скорей, ведь не изгладит
весна грядущая морщины все его.

Напрасно строим мы ослепшим упованьем
свои в грядущее все цели и мечты —
останутся они под звучным лишь названьем
венцом напыщенной душевной нищеты.
Мы веруем умом, душою и делами
пророчествам, словам и мнениям людей,
но правду ясную своими же глазами
не видим в скоростном потоке смутных дней.

Наличием свобод, культуры, просвещенья
во дни торжеств блестим так чинно напоказ,
но грубое в мирских привычках заточенье
привычно день за днём разоблачает нас.
С тупою жаждою высот мы горделиво
учением хотим себя преображать,
но чуждости к нему прикрытой и брезгливой
несём корыстно вслед лишь тягость и печать.

Непререкаемой, ведущей в жизни властью
создали царство мы приятных нам путей,
водимые, как тень, за гадкой, жалкой страстью
с толпою близкою далёких нам людей.
Всю жизнь мы новому читаем поколенью
легко и подло так высокую мораль,
но ждёт его уже за нашей бледной тенью
лишь тучами и мглой окутанная даль.

Отвергли дерзко мы с горящими глазами
ушедший тяжко мир гнетущих нас эпох
и не хотим признать увязшими умами,
что новый мир не нов, расколот и убог.
Нахлынувших идей безумные обличья
от общей праздности одели мы себе
и приняли сквозь дух надрывного величья
бездейственный сюжет в навязанной судьбе.

Росли мы без борьбы, без целей, без сомнений,
но с предрассудками под солнцем зла и лжи.
Так между сорняков цветок растёт весенний —
заложник и герой губительной глуши.
И промелькнувшим лишь, как призрак, силуэтом
картинный наш портрет в историю войдёт,
как след единственный от нас на свете этом,
как след ничтожных дел и мелочных забот.

Когда приблизится наш путь до разветвленья,
и, будто как наедине,
эмоций красочных пленённые свершенья
приходится увидеть мне,
тогда я вижу лишь сквозь ширму просвещенья,
сквозь глянец правильных очей
затверженный порок, беспечность, ослепленье,
обман и глушь привычных дней.

Когда начертано и ревностно и мило
Все в стройный выстроятся ряд,
и властная затем, пожизненная сила
натянет гордо твёрдый взгляд,
тогда я слышу лишь, как точно, в приговоре,
больших речей нескладный звук,
навязанной мечты глотающее море
под громом хлопающих рук.

Когда широкою и ярко ядовитой
обтянут лентою себя,
и словно, станет жизнь и полной, и открытой
им после праздничного дня,
тогда я знаю лишь пожизненные цепи
своих сомнений, чувств и дум
и вновь отторгнуто я вижу, как нелепы
туманной жизни свет и шум.

Когда счастливых лиц сплотится вновь собранье,
чтоб напоказ запечатлять
своё цветущее достоинством призванье,
в чистейшую альбома гладь, —
тогда предвижу я с презрительным прозреньем,
как буду много лет спустя
смотреть под всё таким гнетущим впечатленьем
на вечно лишнего себя.

Когда на жалкий миг поднявшийся напиток
умелой, смелою рукой
плеснут в стаканы всем, как мучащий избыток
лет лучших в жизни сей пустой, —
тогда я помню лишь растерянные годы
а в них – мерцающий обман,
ведь от мечты моей остались только своды
над пропастью незримых ран.

Когда, протянутый легко и без участья,
в конце торжеств напрасно дан
заветных, будущих побед, стремлений, счастья
мне символический стакан,
тогда сей чудный день мне станет безнадёжно
поминовенья смутным днём,
днём верной памяти о всём, что так ничтожно
я схоронил в краю чужом.
_________

Но вера у меня одна живёт святая
(её не сгладит торжество),
что, гладь альбомную в грядущем пробегая
с дрожаньем взгляда своего,
не стану чувствовать за жизнь мирского рая
ни слёз, ни скорби… ничего.