Владимир Исаков - Дом на берегу

Из похода в леса мы возвращались поздно, по притихшему берегу Стержа. Вверху на откосе, в школьном доме, уже светились окна. В директорской квартире пахло мокрым брезентом, книгами, дымом бересты.

Вечером после ужина мы разговорились о судьбах здешних ребят. Школу в Ивановском кончают ребята от Волгина Верховья до Руны. Мы стали перебирать семьи из разных деревень, вспоминать кто где. Тут оказалось немало и моих знакомых. Витя Иванов и Боря Смирнов работали теперь шоферами. Костя Григорьев — трактористом. Нина Кузнецова — почтальоном. Таня Виноградова — на молокозаводе. Коля Соколов и Клава Никонорова недавно поженились, и оба пошли на ферму. У всех, конечно, по-разному. Многие окончили техникумы, институты. Люся Цветкова работает медиком в Карелии. У Шараповых из Костылева два сына учатся в лесном техникуме. У Новиковых из Шешь-выставки отец умер, мать — прекрасная женщина, тетя Клава, — одна подняла на ноги четверых детей.

У всех по-разному… Но все эти ребята добрым словом вспомнят свое Ивановское.

На следующее утро спозаранок школьная машина собирала ребят по деревням. В кузове гремели ведра, было тесно, изрядно подбрасывало. Мы с Генкой сидели в разных углах и время от времени перемигивались. Школа снова ехала в Коковкино, на картошку.

Кончив свои дела на Стерже, я вернулся домой, занялся другими делами, но почему-то часто вспоминал Генку Данилова. Так завязалась наша переписка. Прошли осень, зима, и, чем ближе весна, мне все чаще думалось, что сделает Генка, когда окончит школу. Он молчал об этом. Скрывал. Но кажется, что-то могут сказать стихи, которые он мне прислал. Стихотворение короткое, и я рискну привести его целиком. Оно называется «Лес».

Я не знаю, кем станет Генка Данилов. Может, поэтом. Может, трактористом. Я желаю ему стать настоящим лесничим.

В ту весну мы поехали на охоту в деревню Тарасково. Нас было четверо. Я приехал пораньше, а остальные трое собирались приехать поздно вечером. Остановиться решено было у родителей Евгения Васильевича Шалаева — в ту пору механика, а теперь заместителя председателя колхоза «Свободный труд». Днем мы с Юрием Андреевичем Козловым, главным проводником во всех охотничьих экспедициях, доехали до деревни Углы, поприкидывали возможную дичь в треугольнике Углы — Озерец — Тарасково, и, вооружившись терпением и надеждами, я не спеша пошел по болоту к лесу.

Не буду описывать всех приключений в этом лесном, речном и болотном треугольнике, скажу только, что к вечеру я благополучно пришел в Тарасково. Напарников моих еще не было. Мы с семидесятисемилетним Василием Григорьевичем Шалаевым пошли за деревню на тетеревиный ток.

Ток был на большом поле среди березника. На поле стояли грязные лужи, от подожженной кучи старой соломы пахло теплом и дымом. Василий Григорьевич шел впереди в валенках с галошами, не оборачивался и, словно разговаривая сам с собой, вспоминал:

— Тут, на этом поле, лес был. Раз собрались мужики, говорят: «На что нам лес… Надо срубить, будет пашня». Ну ладно. Срубили лес, давай жечь. А весна выдалась сухая. Как взялось — не остановить. Подошло к самым огородам, чуть деревню не спалили. Долго горело. Потом пошли — вместо леса остались одни угли. Так это место и прозвали Угольником. Старый ток. Я еще в молодости тут охотился…

Мы сели у костра из тлевшей соломы, стали ждать темноты.

— А вот почему наше Тарасково прозвано Тарасковом — ни от кого не слышал, — продолжал Василий Григорьевич. — Отец рассказывал так. Как-то барин Полторацкий выиграл в карты трех мужиков: Семена, Фому и моего прадеда, однорукого Ермолая. Куда их девать? Сел верхом и привез сюда. Тут было пустое место, три горки. «Вот, Ермошка, — показывает на одну горку, — бей кол, начинай вить себе гнездо. Ты, Семка, бей на этой горке. Ты, Фомка, на этой…» Так и выросла деревня. А почему Тарасково — никто не знает.

С холмов, где виднелось Тарасково, ветром донесло слабые голоса, несколько раз тявкнула собака. В поле было прохладно и тихо. Мы сидели, смотрели на закат, думали каждый о своем.

— Вот интересно, — медленно сказал Василий Григорьевич. — Солнце одно, а везде светит по-разному. Где его не хватает, где лишка. Вот, скажем, в Африке. Там закаты совсем другие…