Ибрагим Тали встретил Фрунзе в большой комнате консульства. Он был смущен: дважды запрашивал указаний Ангоры о месте выгрузки, но ответа не было, и создавалось впечатление, что приезд украинской миссии сейчас нежелателен.
— Вы говорите по-русски, как и ваш коллега в Тифлисе, — сказал Фрунзе, помогая консулу выйти из трудного положения. — Стало быть, меньше займу времени…
— Мое время — ваше время, — любезно ответил Тали.
В его прищуренных глазах появилось выражение удовольствия, когда Фрунзе спросил о Мустафе. Ибрагим Тали встал:
— Знакомство с ним доставит вам радость. Подобно большевистским вождям, он доступен простым людям. Во время Сакарийской битвы он был в окопах вместе с солдатами.
— История его жизни, должно быть, поучительна? — заметил Фрунзе.
Вот как рассказал консул о жизни Мустафы Кемаля:
— Он из семьи мелкого таможенного чиновника. Уже в детстве на крохотной ферме отца ухаживал за скотом, пастухом был. Отец слабовольный, неудачливый. Мустафа от матери, Зюбейде-ханым, горячо им любимой, взял твердый, очень твердый характер, решительность и самостоятельность в суждениях. С двенадцати лет в военной школе, вне семьи… Получил исключительно военное образование: учился в Салониках, потом в городе Монастыре, потом в академии генерального штаба в Константинополе. Поручиком он был направлен в Пятый корпус, в Дамаск, и столкнулся с режимом кровавого султана Абдул Хамида. Видел и, говорит, запомнил на всю жизнь, как офицер-турок избивал солдата-араба. Из Дамаска Мустафу отправили в Яффу. Это была ссылка: его обвинили в сношениях с иттихадистами — младотурками, добивавшимися конституции. Мустафа бежал в Египет — в Александрию, отсюда пробрался на родину, к матери в Салоники, и патриотическое дело продолжал. Он осуждал завоевательные походы султанов, гибель турок в Йемене, на Балканах, в Сирии. Еще в академии он состоял в тайной организации, участвовал в издании рукописной подпольной газеты… Логично мыслящий, талантливый оратор, умеет и стихи слагать. Его любимый поэт — великий Намык Кемаль, живший в XIX веке. Именно Намыку подражал Мустафа в своих поэтических опытах. Мне очень нравится стихотворение Мустафы Кемаля «Могила солдата». Как у Горация, оно призывает отдать жизнь за родину… Знаю, что Мустафу взволновала ваша революция девятьсот пятого года, разгневала казнь лейтенанта Шмидта. Вам, наверно, известно: было письмо двадцати восьми турецких офицеров сестре и сыну казненного. Очень серьезное, сочувственное письмо, клятва великому гражданину Шмидту — до последней капли крови бороться за святую гражданскую свободу… Большая душа… Помню его надпись на портрете, который он при мне подарил молодому Рюшену Эшрефу, журналисту… Минуту, поточнее вспомню. Если ошибусь, то незначительно. Так подписал: «Несмотря ни на что, мы идем к светлой заре… Сила, питающая во мне эту уверенность, проистекает не только из моей беспредельной любви к дорогой отчизне и нации, но также из того, что среди сегодняшнего мрака и безнравственности я вижу молодежь, которая с чистой любовью к родине стремится искать правду и излучать ее…» Мы, турки, признаюсь, господин Фрунзе, немного сентиментальны, хотя Европа считает нас жестокими. Но мыслить самостоятельно умеем. У Мустафы это проявилось рано. Прибыв тайно в Салоники, он столкнулся с интригами иттихадистов, так называемых младотурок, возмутился, порвал с ними, в перевороте 1908 года не участвовал. А младотурецкую конституцию, которой очень гордился Энвер-паша, Мустафа назвал потом черной книгой, руинами, годными лишь для того, чтобы стать убежищем сов. О его энергии свидетельствует его деятельность: командирован на маневры во Францию и в Германию, участвует в реорганизации турецкой армии, открывает в Анатолии военные училища, тайно пробирается в Триполитанию, поднимает арабов, командует отрядом, разбивает итальянцев. Но резко спорит по военным решениям с Энвер-пашой и покидает Триполи. Балканская война, он — начальник штаба, энергичен, распорядителен, расшифровывает обстановку, одерживает победу и… отстранен: расходится в военно-тактических взглядах с главнокомандующим Назим-пашой. Непокорен Мустафа, о нем говорят: если войдет в ад, котел продырявит… После мира с Болгарией он — атташе, направляется в Софию как лучший офицер генштаба, искусный дипломат… В мировой же войне он — герой обороны Дарданелл, хотя еще только полковник. Восстает против хозяйничанья в Турции немецкого генерала фон Сандерса. Жаждет ответственной деятельности, принимает командование войсками. Отважно ведет их на штурм, оттесняет английскую пехоту. В обороне непоколебим, три месяца держит фронт в Арибурну… Революционер, я уже говорил вам, господин Фрунзе. Да, едва окончив академию, арестован за осуждение султанских порядков. В Дамаске создал группу борьбы «Родина». В Македонском походе на Константинополь подавлял контрпереворот Абдул Хамида. Протестовал против вступления Турции в войну. Но если воевал, то воевал. А когда командовал армией в группе немецкого генерала Фалькенгайна, а этот генерал стал вмешиваться в турецкие дела, Мустафа в знак протеста подал в отставку. Когда сопровождал принца Вахидеддина — нынешнего султана — в поездке в Германию и посетил ставку и Западный фронт, то понял, что война проиграна, ненужная война, и увидел, что за личность этот принц и что такой султан Турции не нужен.
Читать дальше