Едва Юсуф встал и произнес: «Господа, мы собрались для крупного дела, открываем конференцию», как отворилась дверь и в гостиную ворвалась под музыку приветственная песня смешанного хора солдат, штатских взрослых и даже детей, находившихся в соседней комнате. Откуда они взялись?
Во время исполнения песен в честь Кемаля и гостей в гостиную проник фотограф. Ослепила вспышка магния, а когда развеялся белый дымок и закрылись двери, стало тихо. Юсуф высоким голосом повторил:
— …Для крупного дела! В этот зал, господа, входили люди и других наций, но сегодняшних принимаем с теплым сердцем, отзывчивым и благодарным. Наш ум усилен прекрасным опытом: мы имеем чудесные результаты в этом году: Московский договор и Карсский договор — свет в нашей судьбе. И зреет такой же блистательный турецко-украинский договор. Мы увидим могучее дерево о трех стволах. Под его сенью развернется наш труд во имя общей победы…
Да, и песни, и музыка, и украшенный стол, и тон речи — все свидетельствовало о желании турок сделать эту официальную встречу особенной. Это был успех. Между тем переговоры с Франклен-Буйоном велись в этом же зале, а тайные статьи соглашения Франклен-Буйона все еще оставались сокрытыми. Мысль о них, интерес к ним как бы отводились искренне-торжественным стилем начала…
Фрунзе решил не форсировать событий: торжественной будет и его ответная речь. Он горячо поблагодарит за гостеприимство, — суть не в комфорте, не в коврах и сладкой пище, а в искренности. Его пребывание в Ангоре — благоприятное. Он разделяет убеждение, что все идет хорошо, переговоры успешны.
Но голос Фрунзе не силен, и тон вдруг, помимо желания, становится совсем обычным:
— Если представить себе, что все народы свободны и независимы, то принцип их отношений прост, — говорит Фрунзе. — Каждый жених берет себе невесту из какой хочет деревни и играет свадьбу…
Послышались смех и аплодисменты. Фрунзе продолжал:
— Но, как известно, для женихов-колонистов любые отношения сводятся к приобретению земель, сырья. С этой целью наш жених и объясняется в любви, и подписывает соглашения…
Мустафа слушал, оставаясь загадочно неподвижным, тонкие сжатые губы слегка растянулись.
— Что касается нас, — продолжал Фрунзе, — то мы приехали к вам, как тот деревенский жених, — по любви. И если привезли вам подарок, то не для того, чтобы потом выкачать из вас за него стократ. Вы близки нам. И мы стараемся вам помочь, надеясь, что и вы подадите руку помощи, если что.
Члены турецкого правительства переглянулись. Мустафа вдруг поднялся, сцепил руки за спиной:
— Наша цель — достижение полной независимости. Мы тщательно взвесили наши шансы и пришли к убеждению, что достигнем цели. Мы люди, которые умеют быть практичными и разрешать дела, как нужно… Мы — народ, желающий существовать, иметь достоинство и честь! Каждый турок, будь он темный или светоч знаний, поднялся выше королей. Все мы объединились, решили бороться до последней капли крови. Легко подписать на бумаге мир. Но вне возможности распоряжаться своей судьбой мир не настанет… А если нация отказалась от борьбы, то этим она согласилась на свою гибель…
«Верно! История разум дает», — подумал Фрунзе. А Кемаль:
— Мирный договор с Украиной будет как раз тот договор, который признает справедливость нашей борьбы. Я думаю, что не заспорим о его сути, а частности уложатся сами.
После перерыва беседа шла уже в узком кругу. Фрунзе сказал:
— Постоянные многочисленные настойчивые сообщения о тайных антисоветских статьях в соглашении с Франклен-Буйоном вызвали у нас повсюду, в республиках, сомнение в искренности Турции. Глубокие подозрения. Откровенно скажу — недоверие к Ангоре. По дороге сюда, в результате встреч, бесед с местными властями, с населением, эти подозрения у меня стали ослабевать. Как-то стали рассеиваться сами собой. А прибыв в Ангору, я убедился: нет оснований опасаться. Телеграммой я уже сообщил об этом Ленину и Чичерину. Думаю, что мне, члену Цека, поверят, моя телеграмма пересилит оценку, данную другим, менее осведомленным работником. Но чтобы покончить с неясностями, недомолвками, прошу вас все-таки… осветить… истолковать…
Кемаль встал, закурил, прошелся.
— Так… Так… В беседах с Франклен-Буйоном я преследовал цель удалить французские войска из Киликии, расколоть вражескую коалицию. Соглашение с ним не есть мир. Лишь перемирие с одним из участников этой коалиции, тем, который согласился уйти. При заключении мира французы и итальянцы, конечно же, будут с Англией.
Читать дальше