Яков Ильичёв - Турецкий караван

Пошли под уклон, в глубокую долину реки Кизыл-Ирмак, по кромкам обрывов, высоко над руслом.

— Удивительно, — сказал Фрунзе Андерсу. — Эта Кизыл-Ирмак — Красная река — напоминает мне родные туркестанские реки: берега безлесны, лишь в низинах ивняк, гребенщик и камыш. Мне кажется, что я дома в Семиречье и еду по Боамскому ущелью и что это река Чу…

Фрунзе повернулся к черкесу:

— Хамид, тут какая рыба есть? С усами? Сом… Нет? Сазан… Нет? По-видимому, чебак.

Ваня все держал в уме свои вопросы.

Погода менялась. Вот воздух стал спокойным. Слышалось мерное поскрипывание седел. Ваня прижал своего коня к лошади командующего:

— Михаил Васильевич, вот вы говорили про Ленина. Можно мне спросить, конечно, если это вам не помешает. Какой он?

Голубыми глазами Фрунзе глянул на Ваню, усмехнулся:

— Не так просто ответить… Нас познакомил товарищ Ворошилов. На Четвертом съезде партии. В девятьсот шестом году в Швеции… Помню большое окно, Ильич, весь освещенный, подает руку, говорит: «Пожалуйста, без чинности, молодой человек!» Спросил о баррикадных боях в Москве. Я считал, что баррикады хотя и защищают от пуль, но мешают связи дружин, маневру. Противник передвигается, как хочет, а мы в мышеловке, Ильич сказал: «Вернейшая мысль! Прямо в точку! Революции нужны свои офицеры, военная тактика и стратегия». Сказал, хорошо, что я молод. «Выглядите вы преотлично, вас даже дорога не измаяла». Спросил, видел ли я город Стокгольм. «Посмотрите! Чудесный! В России, видимое дело, из-за шпиков, слежки нам, подпольщикам, не зайти в театр, в музей. Ну, мы пока что — здесь! А вообще-то говоря, хождение по народным вечерам мне часто нравится больше, чем посещение музеев и пассажей. Как с языком — ладите?»

Командующий помолчал, словно для того, чтобы прислушаться к приятному скрипу седел. А вновь заговорил совсем тихо — о том, как в прошлом году, накануне штурма Перекопа с переходом через Сиваш, получил гневную телеграмму от Ленина:

«Возмущаюсь Вашим оптимистическим тоном, когда Вы же сообщаете, что только один шанс из ста за успех в главной давно поставленной задаче».

— А вообще, он близкий. Рабочему, красноармейцу, крестьянину…

— И мне, значит? Если бы я подошел к нему, то он — как?

— Спросил бы имя, про товарищей, что в деревне, в полку, как учитесь… Сколько мы с вами едем, все кругом — и турок, и курд, и черкес, и матрос итальянский — помните, в кубрике висел портрет? — все знают о Ленине.

— А какой он живой?

— Рыжеватенький такой, с крепкими плечами, лобастый, усы щетинкой. Подвижный… Говор быстрый, мысль непрерывная… Придешь с каким-нибудь делом, Владимир Ильич выслушает, заложит большой палец за ухо и говорит: «Надо вникнуть!» Первое слово у него — вникнуть.

— Вот правильно — вдуматься! — проговорил Ваня и смолк, чтобы слушать командующего. Фрунзе продолжал:

— Все мы на местах эксплуатируем его, хотя и издалека. Острое положение, того гляди крах, самому не справиться — вот и шлешь Ленину телеграмму, едешь к нему. Он раскритикует, но тут же и поможет. Я, грешный, слал и с Восточного фронта, и с Крымского…

Дорога огибала белый, будто посыпанный крупной солью, каменистый отрог. За поворотом в уши ворвался отчаянный скрежет огромных дисков-колес турецкой повозки — кагни. Показалась она из-за большой отвалившейся глыбы, тянули буйволы того же сивого цвета, что и дорога, и глыба, и каменистый склон. Протащилась, казалось, навсегда оглушив. Но едва скрылась за отрогом, скрип оборвался.

— В прошлом году наш поезд пришел с Туркестанского фронта в Москву, дальше нам ехать на Крымский. Владимир Ильич после заседания предложил погулять по кремлевскому двору, за полночь угощал чайком у себя в кабинете. Мы склонились над картой, он сказал: «Дорогой комфронта! Обратите внимание на Сиваш. Он, пишут ученые, имеет броды».

— Стало быть, он — загодя! Предусмотрел! — сказал Ваня. — А не пойди тогда — возможно, всё и проиграли б!

— Была его телеграмма: «…изучены ли все переходы вброд для взятия Крыма». Ведь Врангель презирает мужиков, не сможет предположить, что мужики осмелятся пойти через топкий Сиваш, и потому он, Врангель, войска свои расположит обязательно на флангах. Поняли?

— Сиваш я всегда помню, — сказал Ваня. — Другой раз снится, что вроде дух какой держал нас тогда под мышки. Оттого и не остались в хляби. Только убитые тонули. Значит, товарищ Ленин это знал!

Ваня слушал бы командующего еще и еще. Переменили аллюр на рысь, догнали аскеров и снова — шагом, Ваня завел другой разговор, по другому волновавшему его вопросу: