Владимир Жуков - Бронзовый ангел

Последний огонек в доме напротив потух, но дом уже не выглядел темной, сплошной громадой. Над крышей его, сумеречно рдея, расплывался рассвет.

«Если бы отец вернулся, он бы спросил, как мы жили без него. Николай — старший, ему отвечать первому, но он бы, пожалуй, теперь промолчал — не посмел прямо смотреть отцу в глаза. Отец бы понял это сразу и спросил бы меня: «А где же был ты?»

Алексей достал авторучку и чистый лист бумаги. Аккуратно вывел: «Начальнику факультета». И ниже крупнее — «Рапорт».

Просыпавшийся за окном день хмурился, торопил. Навалившись грудью на стол, Алексей начал писать: «Довожу до Вашего сведения…»

Телефон зазвонил громко, требовательно; тоненький голос секретарши главного редактора пропел: «Сергей Сергеевич просил передать, что вам нужно приехать. Срочно».

Сергей Сергеевич — не редактор, ответственный секретарь. Зуев под его началом, вот и требует. Жалко: только вошел в работу и бросай, кати в редакцию. А работать надо. План на полугодие лопнул по всем швам: темы были намечены одни, а жизнь подвернула другие. Очерк про Ребровых не был предусмотрен, а прошел «зеленой улицей». Теперь вот еще одну историю раскопал…

Зуев обрадовался, что застал секретаря в кабинете. Еще минут десять, и тот ушел бы на заседание редколлегии. Тогда жди, толкайся бесцельно из одного отдела в другой, теряй дорогое время.

— Садись, — сказал Сергей Сергеевич. — Как самочувствие?

— Ого! На полюс, что ли, собираться? — спросил Зуев.

— Ближе. Я дам тебе сейчас одну бумагу. Когда прочтешь, у тебя возникнет естественное желание поехать на место и разобраться во всем. И ты не мешкай, потому что желание это будет совпадать с данным мне час назад указанием главного — решить дело поскорей. Ясно? — Он протянул исписанный на машинке листок.

Зуев быстро пробежал глазами текст, вернулся к началу — смысл слов не сразу укладывался в сознании. Бумага была из академии, из той, о которой он недавно писал очерк. Но обращенные к главному редактору строки переворачивали все вверх дном.

«В Вашей газете была напечатана статья полковника Ф. Зуева, в которой рассказывалось о начальнике лаборатории одной из кафедр академии инженер-майоре Реброве Н. Н. и слушателе Реброве А. Н. Статья в ряде случаев правильно отражала их биографии и текущую работу. Однако в части, касающейся инженер-майора Реброва Н. Н., были допущены некоторые неверные положения. К сожалению, командование академии не смогло в свое время представить по этому поводу исчерпывающую информацию. Однако и газета, видимо, поторопилась с опубликованием статьи. Прошу рассмотреть вопрос о том, чтобы каким-то образом исправить допущенные неточности».

Подпись начальника академии — уверенная, твердая — завершала текст. К бумаге была подколота резолюция главного редактора, обращенная к ответственному секретарю: «Разобраться и доложить». И тоже подпись, тоже уверенная, что в сути дела разберутся, доложат и внесут необходимые предложения.

Зуев нахмурился, потер лоб. За долгие годы работы в газете такое случалось с ним впервые. Чтобы он допустил неточность, а еще хуже — исказил факты! Да его труд по сути своей — выявление истины. Как же он мог напутать и только «в ряде случаев» быть верным правде? И почему в бумаге «неверные положения» относятся только к старшему Реброву? Значит, о младшем все правильно?

Он снова потер лоб, как будто от нехитрого движения что-то могло проясниться. Странно: он говорил со многими людьми, прежде чем сел писать. И со старшим Ребровым говорил, ездил в госпиталь. А когда материал был уже готов, набран, он для верности отвез его полковнику Полухину. Тому очерк понравился, он даже предложил кое-что добавить про старшего Реброва. Зуев тогда не послушался, посчитал, что в похвалах не следует заходить далеко. А оказалось, и написанное — вранье.

— Ладно, — сказал Зуев и с тоской подумал об оставшемся дома на столе недавно начатом очерке. Ничего не поделаешь. Придется ехать в академию, получать «исчерпывающую информацию».

Он быстро шел по академическим коридорам. Паркет под ногами матово блестел, отражая лампы, не гаснущие даже днем. За дверями аудиторий текла своя жизнь, она казалась таинственной оттого, что была способна притаиться за матовыми квадратами дверных стекол так, что со стороны ничего не увидишь, не узнаешь. Армия!

Начальника академии на месте не оказалось, но секретарша, приветливо тряхнув кудряшками, посоветовала, «если товарища полковника это устроит», пройти к секретарю парткома. Зуев побрел в другой конец коридора.