Иосиф Герасимов - Конные и пешие

Они чуть не поссорились в тот вечер, да Аня и забыла, что Алексей может становиться таким бешеным, думала — это у него прошло, ведь уже не мальчишка, научился владеть собой. А тут его понесло, не мог остановиться, когда Аня закончила рассказ об играх Суржикова и Ворваня.

— Вот! — вскрикнул Алексей и хлопнул своей здоровой лапищей по столу так, что подпрыгнула пепельница. — Из-за этого, понимаешь, из-за этого мы уродуемся. Им есть когда, этим ветродуям чертовым, разрабатывать технологию? Я тебя спрашиваю! Есть? Да плевать им на нас, на заводы, на все на свете. У них «игры»! У них битва за места. Пироги все делят, не могут поделить… Стоит соорудить машину по их рекомендациям, как она стоит, будто гроб. Вот и мутузимся, оживляем покойников… Вот во что нас превратили — в реаниматоров! Да я давно думаю: ну что это за чертовщина такая! У нас доктора наук, академики, а хорошую машину можно только там, за бугром, купить. А если и есть у нас что хорошее, то оно на заводе и родилось. Только на заводе.

Алексей и не заметил, как задел плечом полку, посыпались лежавшие на ней минералы; Аня кинулась их собирать… «Знала бы, что он так… Ни за что не стала бы говорить…» — мелькнуло у нее, но она тут же выпрямилась, сказала сердито:

— Что же, по-твоему, никаких фундаментальных исследований не нужно?

— Кто тебе это сказал? — фыркнул Алексей, схватил сигарету, торопливо закурил; ему сделалось жарко, стянул через голову свитер, швырнул его на тахту, оставшись в голубой майке, мышцы бугрились на плечах. — Нужны! Еще как нужны! Не будет их, вообще ничего не будет. Ни новых технологий, ни новых конструкций, да вообще ни черта… Только уж очень твои всякие ворвани любят прикрываться этой фразочкой. Мы, мол, наука, мы творчество, мы работаем не торопясь, не гоните нас. Их и не гонят. А за это время где-то там создается не только новая технология, но ее еще воплощают в машины. Да какие!.. А когда нашим заниматься, когда у них мозги поставлены только на это: «кто — кого»?

Она вдруг вспыхнула:

— Ты что же, считаешь, и я пустым делом занята?

— Ну, посмотрите на нее! — вскинул он обе руки и хлопнул себя по бокам. — Мы же не про тебя сейчас, мы про Суржикова и Ворваня. У них же черт знает какие лаборатории! Ну, вдумайся ты сама в то, что сейчас рассказала. Ведь там, кроме борьбы за свое личное, ничего нет, хотя все это и прикрывается делом… Я тебе вот что расскажу. Твой Виталий как-то давно через батю своего данные обследования запросил у меня. Я дал. Он из них потом такую статьищу соорудил — все кричали: ах, как здорово, как умно! А она, статья эта, никому, кроме него, и не нужна была! Потому как после моей записки еще до этой статьи решили: таких станов, против которых Виталий выступал, строить более не надо. И между делом замечу: он ведь технологию этого стана в свое время предлагал. Сам же предложил и сам же убедительно раскритиковал. Это наука? Это принципиальность? Мятый пар все это! Мятый пар — и не более того.

Аня рассердилась на его слова «твой Виталий», ему не надо было их произносить, отвернулась от него, стала собираться.

— Ну, вот это глупо, — сказал Алексей. — Когда тебе говорят правду о науке, обижаться по-женски…

Она сразу же поняла: и в самом деле глупо, но все равно внезапно всхлипнула:

— А почему ты на меня так кричишь?

— Если бы ты увидела, как мы мучаемся на заводах, ты бы и не так завопила, — примиряюще сказал Алексей.

— Да что я могу? — всхлипнула она. — Вся сила-то у них…

Он обнял ее, притянул к себе, заглянул в глаза:

— Может быть, и можешь. Ты ведь еще не думала об этом. А если задумаешься…

— Ты и дальше будешь на меня кричать? — беззащитно произнесла Аня.

Тогда он рассмеялся, поцеловал ее, сказал:

— Нет… Да я и не на тебя кричал. Выплеснулось. Понимаешь?

Она понимала.

Виталий сам испугался своей лютой злобы, она оглушила его, ослепила; такого сильного удара по самолюбию он еще не получал: поменять его черт знает на какого мужика со стороны, да он просто убьет и его и ее, дрянь она этакая… Он никогда не боялся драк, у него была стремительная реакция; еще когда учился в школе, знал — не препираться надо, а бить сразу и сильно, поэтому его и побаивались. Но тогда он был мальчишкой, а сейчас солидный человек, под руководством которого ведутся серьезные работы. И все же… Ну, не может он отказать себе в удовольствии сбить с ног этого гада Скворцова, пусть поцелуется с асфальтом, пусть поползает возле ботинок, а потом… Потом он просто заявится к Ане и при ее матери выложит все, что думает о ней, предупредит: затевает бракоразводный процесс с тем, чтобы Славика забрать к себе, такая мать должна быть лишена права воспитывать сына; он не поскупится, наймет лучших адвокатов, он должен будет выиграть этот процесс…