Семен Журахович - Шрам на сердце

Рогачук, ничего не замечая, писал. Долго писал. Потом пошел на почту.

— Где тут секретные пакеты принимают?

Конопатенькая девушка взяла конверт в руки, повертела и так и этак.

— Какой же это пакет? Обыкновенное письмо…

— Много ты понимаешь! Позови начальника.

Из смежной комнаты вышел начальник. Когда-то его Грицем звали, теперь — Григорий Васильевич. Для него сызмальства слово дяди Степана — закон. Рогачук воевал вместе с его отцом и видел, как тот погиб.

— Все хорошо, Степан Степанович, — сказал начальник Гриц, теперь Григорий Васильевич. — Конверт, правда, немного помятый.

— Ничего, дойдет и такой… Клади печати, — секретное донесение отправляю.

Бывший Гриц медленно накапал на смятый конверт горячий сургуч и приложил железную печатку. Потом еще одну, и еще. Пакет сразу стал строгим и важным.

Конопатенькая девчушка испуганно смотрела то на Рогачука, то на печати.

— Все в порядке! — заверил начальник Гриц.

— Факт фактический, — с удовлетворением согласился Рогачук.

Вышел на улицу. Теплое небо. Теплая земля. Какая же чудная стоит осень!

Вдруг болезненно кольнуло в груди. Остановился, осторожно, потихоньку вздохнул. Не в первый раз за неделю осколок сигнал подает. «Подожди, подожди, — попросил сердито. — Дел у меня много. Можешь подождать?»

Еще никто на такой вопрос ответа не получал. Не услышал его и Рогачук. Зашагал в столярную мастерскую, где работал хозяйственный мужик Андрон. Из открытых дверей пахнуло смолой — наверное, строгали сосновые доски. Заглянул в мастерскую — Андрон был не один; поманил пальцем: мол, выйди. Тот вышел. Пожали друг другу руки, сели на колоду, свернули цигарки. Андрон достал из кармана зажигалку. Вспыхнул огонек, закурили и, выдохнув сизый дымок, смотрели, как он медленно таял в воздухе.

Сам неразговорчив, Андрон и другого не торопит: должен человек собраться с мыслями.

— Скажи, Андрон, — наконец начал Рогачук, — это ты Калеснику крест сделал?

— Я, дядя Степан.

— Сам велел?

— Сам…

Удивительно Рогачуку, отчего это человеку на крутом пороге вздумалось кресту поклоняться, а за тем порогом — под крестом лежать.

— А из какого дерева? — спросил Рогачук. — Крест покрашен — и не разобрать.

— Да какое было. Сосна…

— Дуб крепче.

— Дело известное — крепче.

— А если из цемента? Да еще в середине проволоку?

— Тогда навеки, — сказал Андрон и искоса посмотрел на Рогачука.

— Хм… Навеки. — Рогачук покачал головой. — А скажи, Андрон, как вот такая хвигура называется? — Он взял палку, начертил на земле. — В Киеве, на военном кладбище видел…

— Обелиск.

— О-бе-лиск, — почтительно выговорил Рогачук. — А сверху звезда.

— Обязательно, — подтвердил Андрон. — Раз обелиск, звезда — непременно.

Рогачук задумался. Перед его глазами встали ровные шеренги обелисков, виденные им на киевском кладбище. И столбцы имен, выведенные золотыми буквами. Нет, размышлял он, золото тут ни к чему. Темной краской нужно.

— Кому-нибудь из родственников? — прервал молчание Андрон.

— Да как тебе сказать… — Умолк Рогачук. Андрон не торопит, тоже молчит. — Э-е, что тут в жмурки играть, — рассердился неизвестно на кого Рогачук. — Фактически дело такое: выстругаешь, Андрон, мне такой обелиск — из дуба, а можно отлить из цемента. Чтобы добротная была работа.

— Что вы, дядя Степан! — нахмурился Андрон. — Вы еще… ничего себе.

— Пустой разговор! — строго оборвал его Рогачук. — Мне лучше знать. Я уже командиру пакет отослал. Боевое донесение. Знаешь, что это такое?

Рогачук поднялся и пошел, а оторопевший Андрон еще посидел немного, потом швырнул окурок и сердито растоптал его сапогом.

Была у Степана Рогачука еще одна забота, и он направился к Федору Балабану, которого вся Тернивка почитала тоже как отменного мастера. Тракторист, комбайнер, слесарь. Если нужно, то и в электричестве разберется, да и на охоте не из последних.

Скрипнула калитка. Федор стоял у хаты.

— Добрый день, дядя Степан, проходите.

— Лучше здесь, на лавочке, посидим. Это что? — кивнул на сложенный кирпич. — Гараж строишь?

— Есть такая мыслишка: пора механизироваться.

— Хорошее дело, — похвалил Рогачук. — Табачком разживусь?

Федор достал сигареты. Рогачук недовольно скривил губы, но взял, закурил.

— Как свекла?

— Копаем. Вот пообедал и опять… — Федор беспокойно посмотрел на небо. — Хоть бы недельки две постояло.