Игорь Муратов - Окна, открытые настежь

— Скромность украшает каждого, — заметил Виталий, — даже симпатичную девушку с высшим разрядом электрика. Но… о ком же говорить на юбилее, как не о юбиляре!

Жаклине было не до шуток. Она брякнула:

— О тебе! О твоем запутанном положении в семье.

— Оно вполне ясное, — удивился Виталий, — женат, детей пока нет…

— Я серьезно, — оборвала Жаклина и выразительно посмотрела на Роганя.

Старик, как видно, не очень-то хотел говорить. Но Жаклина еще вчера взяла с него слово, что он выступит первый. Покряхтев и поворчав, что в кафе не разрешают курить. Рогань довольно сбивчиво посоветовал Виталию «прислушаться к коллективу» в том смысле, чтобы плюнуть на тестя и на его строительный участок, о котором подлец Слива болтает на каждом шагу, и переходить с женой на другую квартиру. Заключил Рогань этот совет в своем стиле: «И когда разделаешься с семейными недоработками, сразу же воскреснешь, как сфинкс из пепла».

Юлик не удержался и бросил неуместную реплику, что, мол, из пепла, как правило, возникают не сфинксы, а фениксы. Рогань обиженно поджал губы и замолчал.

Но и это еще были только «цветочки». Виталий поблагодарил старика за совет и сказал, что они с женой решили пока воздержаться от переселения, так как это связано с болезнью ее матери. Вот тут-то Жаклина и «двинула» речь.

— Это не ответ… Неужели у тебя нет силы воли порвать с мещанским болотом? Зачем давать всяким болтунам повод, чтобы они обливали грязью наших лучших людей… — И пошла, и пошла.

— Регламент! — закричал Жорка и поднял недопитый стакан. — Выпьем за то, чтобы Жаклине попался терпеливый, не вспыльчивый муж!

Но Жаклину, скромницу Жаклину, которая стеснялась читать вслух собственные стихи, словно кто подменил. Миссия спасительницы Виталия так воодушевила ее, что, не слыша реплик, не видя нахмурившегося Виталия, она шла напролом, уверенная в победе Истины над Заблуждением. Сбиваясь в ораторском экстазе на стиль Подорожного, Жаклина обрушила на Виталия целый каскад бесцветных формулировок. И хотя они шли от чистого сердца, это бесило.

Она вспомнила о моральном облике комсомольца и о священном девизе «один за всех и все за одного». Подчеркнула, что ответственность за Виталия прежде всего ложится на его бригаду и на нее, как цехового комсорга. Призвала Виталия вспомнить, что он живет в эпоху величайших открытий и что стыдно плестись в хвосте, когда надо идти во главе.

Слушая Жаклину, просто невозможно было поверить, что она умеет изъясняться на простом человеческом языке.

Будь это не Жаклина, а, например, Подорожный, Виталий давно бы показал ему, где раки зимуют. Но Жаклину ему было жаль, он ни на минуту не сомневался в ее искренности. А еще, положа руку на сердце, Виталия сдерживало то, что он почти наверняка знал: Жаклина немножко влюблена в него.

Блестя глазами, Жаклина выпалила:

— Не знаю, с кем Виталий еще советовался, но если Женя отговаривает его сделать правильный шаг, тогда не понимаю я эту Женю!

— Дура! — стукнул Жорка кулаком по столу. — Сейчас же извинись перед Виталием.

Было поздно. Виталий вскочил со стула и пошел к выходу, не попрощавшись ни с кем.

— Постой… Куда ты? — бросился вслед за ним Жорка.

— Мне здесь нечего делать, — сказал Виталий сдавленным голосом, — а Жаклине передай, что э т а Женя — не э т а Женя, а моя жена. И я никому не позволю говорить о ней в таком тоне.

— Верните же его кто-нибудь! — чуть не плача просила Жаклина, когда за Виталием хлопнула дверь. — Неужели мне за ним бежать хвостиком?

Юлик сорвался было с места, но Рогань не пустил:

— Ладно. Пускай поостынет. Трахнули хлопца по больному месту, а теперь с пластырем лезут. — И добавил: — А все же этот разговор не без пользы. Может, кое-кто поймет, как с человеческой душой обращаться.

— Почему же ты молчишь? — еще раз спросила Женя Виталия. — Это правда, что над тобой было что-то вроде товарищеского суда?

— Можно все высмеять, Женя, — обиделся за друзей Виталий. — Я и сам недавно без разбора что угодно высмеивал… А нужно ли это? Представь, собрались равнодушные люди и, ведя сухой протокол, пытаются вынести резолюцию о чьей-то неудавшейся жизни. Это смешно. Даже глупо. Или другой вариант: чинуши, похожие на провинциальных кумушек, под соусом «борьбы за высокую мораль» копаются в чьем-то грязном белье, лезут любопытными лапами в чужую душу. Это мерзко. А мои ребята не выносили никаких резолюций. И не было тогда никакого собрания. Они просто болеют за меня душой. Искренне болеют. И за тебя. Понимаешь?