Тот кивнул утвердительно.
— Ну что там такое? Чего тянешь? — рассвирепел Крамаренко. — Все равно ведь узнаю. Плохи, что ли, дела?
— Неважнецкие, — причмокнул губами Волобуев, — типичная гибель Помпеи. Будет суд и… «прощай, свободная стихия». Твой старик отхватит десятку, как минимум. И бухгалтер за компанию, ну и еще группа лиц поменьше масштабом. В том числе кто-то из членов экспертной комиссии. Дело-то, оказывается, не только в цементе. Там операции покрупнее.
— И что же теперь будет? — спросил Крамаренко, обращаясь не к Волобуеву, а куда-то в пространство.
— Ничего особенного, — сказал Волобуев, сосредоточенно крутя рычажок приемника, — все в ажуре: порок наказан, добродетель торжествует. Все ясно, как загадки затейника.
— А деньги кто мне отдаст? — заорал на него Крамаренко, взбешенный циничным хладнокровием Волобуева. «Врал ведь, наверное, Богданчик, — думал он, — что они незнакомы с Хомой или мало знакомы. То и дело вспоминал Волобуев, как они в преферанс у Богданчика дуются. А теперь крутит ручку — и хоть бы хны, будто бы не его собутыльник в тюрьму идет, а чужой дядя».
— С деньгами, действительно, худо, — согласился Волобуев, наладив приемник, и откинулся на спинку сиденья. — Срок безусловно дадут с конфискацией имущества. Так что с его мадам ничего не возьмешь. А органы власти вряд ли примут твой иск, — засмеялся он, — да и распиской ты не обеспечил себя, по всей вероятности.
— Я ведь не ты, — с укором сказал Крамаренко. И добавил: — Не паук.
— А чем тебе помешала расписка? — ничуть не обидевшись, спросил Волобуев. — Кстати, я хочу ее тебе возвратить. Вчера сделал беглый подсчет и с удовольствием выяснил, что ты уже со мной расплатился.
— То есть… как это расплатился? — заволновался Крамаренко. — Денег-то мне Богдан не вернет. Значит, и ты оттяни. А материалы я должен забрать. Надо ведь мне как-то закончить эту петрушку. А долг я тебе понемножку наличными возвращать буду. Года за два все выплачу.
— И рад бы помочь, — развел руками Волобуев, — но… пришлось, понимаешь, все эти твои кирпичики сплавить, вместе с участком, одному деятелю кустарной промышленности. (О том, что Крамаренко избавил его от утомительной беготни по складам и что никому он ничего не продавал, а переписал свой участок на тещу, Волобуев предпочел умолчать.)
— Ты… ты продал мои стройматериалы?
— Твои? — искренне удивился Волобуев. — Сказал бы спасибо, что я согласился их зачесть в счет погашения долга. Кто же по такой сумасшедшей цене покупает, например, оконные рамы? А полы? А шалевку? Надо было хоть немного торговаться, синьор.
Крамаренко молчал. Он только сейчас по-настоящему начал понимать, что случилось. Дома нет. Никакого дома нет и не будет. И должности в управлении треста тоже не будет. И вечеринок у начальства. Но главное, не будет дома. Все-таки он в глубине души надеялся, что обрадует Катрю.
И еще: что же теперь скажет он своим? «Все бред, все обман, ничего я не построил для матери, ваши денежки пошли на какую-то поганую взятку, да и та не помогла»?..
— Ты чего приуныл, пессимист? — тронул его за плечо Волобуев. — Другой бы плясал на твоем месте от радости. Подумать только! В такой заварухе отделаться легким ушибом: гениально! Учти, это тебя рапорт спас. Вовремя ты его сообразил подать — интуиция!
— Иди ты… знаешь куда? — сказал Крамаренко. Сейчас он уже почему-то был твердо уверен, что Волобуев и Богданчик сговорились и «раздевали» его сообща. «Ворюги, подонки, жулье, есть на вас все же управа», — мысленно говорил он со злостью и от всей души хотел дожить до того дня, когда и Волобуев сядет на скамью подсудимых.
— Расписку ты, между прочим, возьми, — услышал он, как сквозь сон, и машинально взял из рук Волобуева какую-то бумажку, сунул в карман. Молча, не прощаясь, вылез из машины и так трахнул дверцей, что Волобуев отшатнулся.
«Волга» плавно тронулась с места и вскоре скрылась за молодой сосновой посадкой, унося с собой запах духов и легкую музыку.
Крамаренко сел на кучу бумажных мешков из-под цемента и закурил. «Другой бы плясал» — вспомнил он слова Волобуева. Будто бы и верно: такую беду пронесло.
И он представил себе полный народу зал; любопытные, а то и презрительные глаза устремлены на скамью подсудимых, где сидит Богданчик с компанией. Бледный сидит, не хорохорится, не пытается острить, как в обкоме, когда возомнил, что опять выскочит сухим из воды, выползет на подкупах, на подачках, на хитрости. Дудки. Не выполз. Пошел ко дну. И его, Крамаренко, за собой потащил.
Читать дальше