Игорь Муратов - Окна, открытые настежь

— Ты просто предубежден против моего отца, — сказала Женя с обидой, — ты его возненавидел с первого взгляда.

— «Первые взгляды» давно стали сто первыми, — ответил Виталий. — Откровенно тебе говорю, мое отношение к Омеляну Свиридовичу не улучшилось. Извини меня, Женя, но скрывать от тебя не хочу.

— Чем он тебе не угодил? — вспылила она.

— Мне угождать не надо, — остановил ее Виталий. — Просто я вижу, что «тайны» Омеляна Свиридовича не ограничиваются нашим никому не нужным строительством (которого, кстати, не видно!). Куда ни ткнись, везде туман. Везде что-то человек прячет, скрывает, наводит тень на плетень… Недавно спросил его, как там дела с комиссией, которая расследует на элеваторе причины аварии. И что ж, ты думаешь, он мне ответил? Оказывается, Омелян Свиридович ждет не дождется, чтобы комиссия обвинила во всем какие-то грунтовые воды!

— Ну и что? — раздраженно опросила Женя.

— Как «ну и что?» — возмутился Виталий. — Ты ведь сама говорила недавно со слов отца, что он сигнализировал о плохом цементе, еще и героем себя по этому случаю считал. При чем же тут «воды»?

— Ах, боже мой! — Женя еще крепче сжала руками виски. — Ни ты, ни я, ни Борис ничего не смыслим в строительном деле… И все равно каждый сует нос, обвиняет… А тем временем отца восстановили на работе. И в партии восстановят. Увидишь.

— Не я его обвиняю, — сказал Виталий, — а сторож. В первую очередь сторож, который…

— Да… это ужасно! — не дала ему договорить Женя. — Сперва… после аварии он мне снился почти каждую ночь. Хотя я никогда не видела этого человека… Но отец невиновен. Я чувствую, что невиновен… Он сам чуть не плакал. И когда приходила вдова этого сторожа…

— Омелян Свиридович дал ей денег, — продолжал Виталий. — Да. Это был единственный случай, когда наши деньги пошли на полезное дело.

— Что ж, по-твоему, отец пропивает наши деньги? На любовниц тратит? — возмутилась Женя.

— Ничего я не знаю, — сказал устало Виталий, — пусть бы по крайней мере показал нам эти свои бревна… Где они там хранятся? У какого Кощея Бессмертного? Хоть бы Захара сводил на экскурсию. Убедился бы человек, что не зря его почти догола раздели.

Женя вытерла слезы и подошла к Виталию.

— Скажи мне, почему ты тогда согласился остаться? Все зависело от тебя. Ты прекрасно понимал, что нам лучше уйти. Но ты остался. Что это было? Красивый жест? Необдуманный благородный порыв? А теперь ты жалеешь о нем? Так ведь еще не поздно! Хоть завтра, хоть сейчас. Я согласна. Уйдем. Не могу я смотреть, как ты мучишься. И во всем виновата я. А что думает обо мне твой отец? Наверняка ненавидит меня. А твои друзья? Ты вот скрыл, а я знаю — они на каком-то собрании обсуждали твою личную жизнь… твой «моральный облик». И эта ваша поэтесса, Жаклина, заявила, что ты катишься в обывательский омут. Это правда?

Виталий ответил не сразу. Разговор тогда получился нескладный. Жорка Мацкевич с самого начала предупреждал, что ничего не выйдет. Он сперва отказался принимать участие в «мероприятии», но Жаклина так прицепилась, что ему надоело огрызаться и он согласился при условии, что будет «безмолвно присутствовать».

Молчать, конечно, не удалось: Жаклина понесла околесицу, а Юлик, который больше всех петушился, когда поддерживал Жаклину, сидел, как воды в рот набрал. Да и Жорка не исправил положения: кто же это затевает «задушевный разговор» в присутствии четырех человек!

Правда, Виталий сперва поверил, будто бы Жаклина и в самом деле хочет «отметить» в молодежном кафе свой новый разряд. И когда он, Жаклина, Жорка, Юлик и Рогань отправились туда после смены, он даже прихватил в «Гастрономе» бутылку «кокура» (все его хвалили за это, потому что в молодежном из напитков оказалась только «крем-сода»).

Вначале все было нормально: сели за столик, покритиковали оформление нового кафе — мебель модерн, а на стенах намалеваны какие-то глупейшие чучела со снопами и гаечными ключами в руках.

Когда разлили вино по бокалам и спрятали бутылку под столик, Виталий провозгласил тост за виновницу торжества: вспомнил о «пробое на землю», о том, как Жаклина «утерла всем нос», и заверил ее, что с тех пор он совершенно иначе относится к электрикам женского пола. Юлик процитировал на память две строфы из нового стихотворения Жаклины и выразил надежду, что как редактор цеховой стенгазеты будет первым биографом прославленной поэтессы.

Вдруг Жаклина сделала постное лицо и заявила, что «между прочим» хорошо бы сейчас поговорить н е о н е й.