Майя Фролова - Современная девочка. Алюн

Молчание. Пошла прямо на них. Игорь стоял на месте, другие — кто, она не знала — отступили к забору. Остановилась.

— Мальчик, ты забыл, что за моей спиной Освенцим…

— За речкой, за рощей… — Клара начинала высоким тонким голосом.

Густым, низким подхватывала Ника, а потом — все, кто как умел, в лад и не в лад, но дружно, задорно. Озеро далеко, без песни не доберешься, а купаться всем хочется.

Клара любила запевать, любила это состояние приподнятости, когда поешь, любила, как запевала, идти впереди, рядом с вожатой. Песен она знала много, пела охотно, вытягивала всех, когда песня сникала и переходила в невнятное бормотание, увлекалась, задирала голову, втыкаясь носом прямо в солнце, зажмуривая глаза, чтоб, не видя его, ощущать его горячую ласку.

Тонкий голос Клары опирался на голос Ники и, хотя был ярче и звонче, терялся и дрожал, когда Ника замолкала. Иногда они пели только вдвоем, совсем не походные песни. Песен этих почти никто не знал, хотя это были очень хорошие песни. Иногда их пели родители Клары. У Клариного отца приятный тенор, у мамы — такой же высокий, тонкий, немного резковатый, как у Клары, голос, для дуэта они не очень подходили, но все же как-то прилаживались друг к другу, пели хорошо, задушевно; видно было, что все, о чем они поют значительно и дорого для них.

Как-то Клара начала напевать одну из этих песен, Ника подхватила. Почему-то и Ника их знала.

Или вот эта:

А про маленькую девушку в солдатских сапогах выучили все, и когда Клара запевала, подхватывал весь отряд:

Эта девушка была такого же маленького роста, как Клара, она погибла, защищая знамя, а кто-то вот сложил про нее песню.

Хотя и Клара, и Ника, и другие девочки в их отряде вышли из пионерского возраста — все они перешли в девятый класс, — им было очень хорошо в лагере. Ведь из-за войны ездить в пионерские лагеря не пришлось.

Лагерь занимал несколько деревянных дач в центре курортного городка, расположенного неподалеку от областного центра. Когда-то здесь жила польская буржуазия, пила прославленную воду «нафтусю» и «юзю», потом лечили свои печени и почки немецкие офицеры. Сейчас большинство дач пустовало, курортные сооружения разрушены, запущенный парк переходил в лес, густо поросший орешником и ежевикой.

Пионеры «паслись» в лесу, идя на озеро и обратно, набирали мягких, еще молочных орешков, потом перебрасывались ими с мальчишками, которые жили в соседней даче.

Озеро тоже было запущено: купальни разбиты, доски на искусственных деревянных пляжах, разбросанных по всему озеру, подгнили; на глубоком месте стояла вышка для прыжков, но очень высокая, ребятня прыгала с ее нижних этажей.

Девочки в комнате были из разных районов области. Клара и Ника — из города. Но обе они в город приехали недавно и познакомились только в лагере. Были они очень разные, и не только характерами, но и внешностью.

Маленькая, беленькая, подвижная Клара — все переливы настроения на ее круглом курносом личике. Как бы она ни печалилась, слегка заостренный ее носик не поникал, торчал задорно вверх, смеялись веснушки и поднимались удивленно и радостно тонкие круглые бровки, ожидая от окружающего только хорошего. Из круглых глаз, рыже-зеленых, с короткими загнутыми ресничками, одинаково легко выкатывались и слезы и смех. Клару редко звали по имени — чижик, коза, стрекоза, пуцвиринок (воробышек).

Ника — высокая, широкоплечая, с крупными прямыми чертами лица. Смуглое темноватое лицо Ники казалось бы угрюмым, если бы не глаза: светлые, всегда внимательные, «говорящие» — называла их мама. Да еще родинка над верхней губой, сбоку. Ходила Ника крупно, размашисто, движения ее были резковаты, суждения решительны и категоричны. Она была всегда сдержанной, холодной и этим отпугивала подружек. Но Клара прилепилась к Нике, она будто не замечала ни резкости, ни холодности.

У Клары была очень удобная способность обходить то, что было сложнее ее понимания. Когда Ника замыкалась и как-то непонятно печалилась, Клара не расспрашивала — что да почему. Просто тормошила, тянула в игру, бывала даже назойливой.