Майя Фролова - Современная девочка. Алюн

— Влюбился, что ли? — Рябов неестественно захохотал.

— Дурак! — спокойно сказал Леня и отпустил его.

Когда в класс вошла Ольга Матвеевна, было так непривычно тихо и серьезно, что она даже растерялась и не решилась сесть на тщательно вытертый дежурными стул.

Только школой, только учениками жила Регина Чеславовна. И свой трудный класс начинала любить, верила, что все наладится, образуется. Не считала и Рябова чудовищем. Мищенко все еще дергает его за ниточки, как куклу, и направляет куда хочет.

Свой класс любила, наверное, именно потому, что он трудный, требует много душевных сил, а они не растрачены, скопились за годы отчаяния, ожидания и надежды. И еще потому, что в этом классе учился Володя Сопенко, чем-то неуловимо напоминающий сына. Сейчас сын был бы ненамного старше Володи. Володя притягивал, бередя душу, потому что был таким и не таким, каким хотела бы видеть сына Регина Чеславовна.

Учился Володя блестяще — и не только по программе. Сам искал новое, трудное. Помимо немецкого языка, самостоятельно взялся за английский.

Учителя привыкли, что Сопенко — это пятерки, блестящие ответы, которые слушать интересно не только ученикам, но и учителям.

При немцах большая библиотека Регины Чеславовны пропала. Для Сопенко она доставала книги у знакомых, выпрашивала в библиотеке те, что не давались на дом.

В классе Володю уважали и никогда не задирали. Школьные дела его не занимали. Он был выше интересов, которыми жил класс. Но именно это тревожило Регину Чеславовну. Неужели у Володи холодное сердце? Нет, нет, не может быть… Ведь написал он стихи для классной газеты… Все, за что ни брался, у него получалось. И Рябова тогда не пришлось уговаривать, хотя директор предупреждал, что газета будет только в том случае, если она умеет стоять на коленях и Рябов «снизойдет» — кроме него, никто не умел в классе рисовать. На коленях перед Рябовым стоять не пришлось. Володя пошептался с Аликом, они остались после уроков и сделали отличную газету. Но газета — пустяк, важно изменить обстановку в классе, и Регина Чеславовна надеялась, что именно Володя поможет ей. Но он не вмешивался. Смотрел на проделки ребят со стороны, снисходительно, как на баловство детей. И горячая привязанность и нежность к нему в душе Регины Чеславовны сменилась каким-то другим, сложным чувством.

Однажды они задержались после уроков, рассматривали английские и немецкие книги, которые достала Регина Чеславовна. Потом вместе шли по улице. Володя в узком длинном пальто — наверное, отцовском — казался совсем взрослым, Регина Чеславовна была в тонком плаще, но под ним приятно согревал тело ватник, подаренный ей при освобождении из лагеря советским солдатом.

Володя говорил вдохновенно; он только что прочитал книгу о Гейне, выучил несколько его стихотворений на немецком языке.

— Хотите, прочитаю? — И, не дожидаясь ответа, начал декламировать, передавая голосом все нюансы, как будто стихи были русские. И Регина Чеславовна снова поддалась его обаянию.

— Это прекрасно, Володя. И стихи Гейне, и то, что ты их так чувствуешь… Но… Я тебя давно хотела спросить… Почему ты равнодушен к жизни класса, не реагируешь на то, что там происходит?

— Если я буду «реагировать», что-нибудь изменится?

— Думаю — да. Ведь тебя уважают, считаются с тобой. Подумай об учителях, о других ребятах. Компания ведь и тебе мешает, лишая полноценных уроков…

— Ну, я уже все это перерос. Уроки для меня — только ориентир… А Рябов не такой уж плохой парень, без Мищенко. С Игорем долго возились, надо было сразу из школы гнать…

— Куда же его было гнать? В рабство продать, что ли?

— Извините, Регина Чеславовна, это дело учителей. Мне некогда и не хочется этим заниматься. Тем более, что вы мне такие чудесные книги достали. Спасибо!.. Можно, я пойду?

— Да, да, иди, Володя! — машинально ответила Регина Чеславовна.

Вот и не получилось разговора. Володя Сопенко слишком занят собой, подготовкой себя для блистательного будущего. Нет, ее сын, наверное, был бы другим…

Через город проходили войска — части победившей армии возвращались на Родину. День и ночь по брусчатке грохотали орудия, дребезжали повозки, шли и ехали солдаты — загорелее, пропыленные, приманивали глаза школьников орденами и медалями.

В саду, возле школы, бойцы останавливались на отдых. Школьники встречали их цветами. Ходили за цветами в поле, обрывали все цветущее в палисадниках и садах, в оправдание говорили людям: