Владимир Домашевич - Студенты последнего курса

Как время меняет человека! Не так давно было рас­пределение, Рак попал в аспирантуру — и сразу стал дру­гим человеком: смелее стал глядеть на мир, на шутку от­вечал шуткой, на слово — двумя. Он как-то внезапно стал самостоятельным и независимым, а недавнюю стеснитель­ность вытесняла бесцеремонность. Рак выступал уже в четвертой ипостаси — пока еще неизвестной, еще незна­комой.

И, как ни странно, в этих его метаморфозах Русинович, хоть и не в таком ярком варианте, узнавал самого себя! Как трудно родится на свет человек и как долго он учится ходить прямо!

Русинович подошел к Раку, нагнулся над ним»

— Может, тебе помочь?

Рак торопливо закрыл чемодан.

— А ты, Профессор, здорово изменился за последнее время.

Рак сел на свою кровать:

— Я не меняюсь. Я всегда был таким.

— Может, и был, да молчал.

— Сколько можно молчать? Хватит, что вы пять лет издевались надо мной.

— Профессор, что ты говоришь? Кто тебя обидел?

— Если ты не помнишь, то я не забыл.

— Перестань, ты иногда просто не понимал шуток.

— Хороши шутки! Коту шутки — мышке смерть. Ты на моем месте был бы не лучше.

— А разве я пользовался привилегиями?

— Не говори, тебя они боялись. У тебя крепкие кулаки.

— Ну, брат, ты открыл Америку. Они меня боялись? Надо, чтоб человека уважали, а не боялись.

— Это почти одно и то же. Кого боятся, того и уважают.

— Ну, Профессор, я тебя не узнаю. Смешивать два таких понятия...

Спор прервали хлопцы. Пришел сначала Малец, потом Ярошка с Антоновичем.

Стали ужинать. Один Рак не садился за стол.

— Иди есть, Профессор,— пригласил его Антонович.

— Не хочу. Мне сейчас на вокзал.

— Профессор едет осчастливить своих родителей,— серьезно сказал Ярошка.

— По крайней мере, отдохну от твоих заумных афоризмов.

— Врежь ему, Профессор, врежь! — подзадоривал Малец.

— И тебе могу врезать, не только ему,— оборвал его Рак.

— Ей-богу, такой Профессор мне больше нравится, чем тот, постный, кислый и еще какой хочешь.

— Несоленый, зеленый, несмачный, неудачный,— стал рифмовать Малец.— Только зачем же он пять лет прикидывался таким ягненком? Таким уж монахом?

— Боялся стереть язык о зубы. С вами спорить — что воду в ступе толочь,— сердито пробубнил Рак, копаясь в тумбочке.

— Неправда, Профессор, споры полезны. Они оттачи­вают язык, тренируют память, учат образно мыслить, экспромтом изрекать великие истины. Но все это тебе не­доступно, как евнуху любовь.

Рак, будто его стукнули в спину, выпрямился. Он был белый, как полотно, губы его кривились и вздрагивали. В руках он сжимал граненый стакан.

— Ну, болтун несчастный! — Он замахнулся стаканом, но не запустил его. — Ты мне за все заплатишь! Больше я не буду терпеть...

Он крутился, чего-то искал, бросил в тумбочку стакан, схватил полотенце и выбежал из комнаты.

Ярошка сидел и только моргал глазами. Для него это было как гром с ясного неба.

— Просыпается потухший вулкан,— глубокомысленно сказал он наконец.— Вот это чудо!

— Ничего тут чудного. Человек почувствовал силу. Вот и все,— сделал вывод Малец.— Ты теперь учитель, а он аспирант. У кого большая перспектива? У него. А ты хочешь с ним запанибрата.

— Может, и не в этом дело,— вмешался Русинович.— Он, и правда, обижается на нас за все эти колючки... Он серьезный человек, с ним надо было бы поделикатнее... А мы...

— Пехота! Он просто человек без чувства юмора. А это признак ограниченности...

Скрипнула дверь, вошел Рак. Ни на кого не глядя, он бросил на свою кровать полотенце и стал надевать ши­нель — черную железнодорожную отцовскую шинель, на­дел шапку с опущенными ушами, взял в руки чемодан и, не сказав ни слова, вышел из комнаты. От удара дверью со стены посыпалась штукатурка.

Все с облегчением вздохнули.

— Профессор еще покажет себя,— первым нарушил тишину Малец.

— Почему ты так плохо думаешь о человеке? — За глаза Антонович всегда защищал Рака перед товарищами, а в глаза и сам любил подпустить шпильку, да не только Раку, но и любому из тех, кто был в комнате.

— Ты поэт, тебе присуще видеть в людях только хо­рошее. Но, к сожалению, не только добром богаты люди, особенно такие, как Рак.

— Ты думаешь, что Рак плохой человек? — нарочито наивно спросил Антонович.

— Говорят люди: не старайся показать, что ты глупее, чем есть на самом деле. Надеюсь, ты не Рак и не обидишь­ся иа меня за это,— предупредил Антоновича Ярошка,— Я не говорю, что хорошо разбираюсь в людях, однако я не хотел бы сидеть в одном окопе с Профессором.