Олег Стрижак - Долгая навигация

— Так, — спокойно сказал Назаров. — Что это было? Дымов.

— Виноват, товарищ командир, — пробурчал Кроха. — Я вот только у старшины первой статьи Доронина воды немножко попросил, умыться, на вахту заступать, а он сказал, что чуть-чуть попозже. И все.

— Во! — сказал мичман Карпов. — Как те сварщики: «Он мне металлом за шиворот капнул, а я ему: никогда, пожалуйста, так больше не поступай…» — Посмотрел на командира, сделал вид, будто ничего не сказал, и закрыл дверь.

— Доронин.

— Виноват, товарищ командир… Насчет воды.

— Разговор насчет воды. А что делает при сем дежурный?

— Слушает, — улыбнулся Шура.

Назаров показал ему два пальца и пояснил со значением:

— Два.

— Есть два наряда, — флегматично ответил Шура.

— Мало, — сказал за дверью мичман Карпов и опасливо засопел.

Кошки на кораблях дохнут: не хватает чувства юмора. Очевидно, из этих соображений в кубрике считают, что хорошо смеется тот, кто смеется все время. А если случится поругаться — то уж покричат.

— Покричать — это хорошо, — заметил Доктор, когда любопытные расходились. — Язвы не будет.

Охранив таким образом себя от язвенной болезни, улучшили и настроение. Иван спустился в машину и собственноручно качнул Крохе воды. Поужинав, спустили на воду шлюпку, на которой шли в гонках прошлого года. Рассуждая логически, она была лучше других: суше, легче, выше сидела, и вообще, можно было назвать тьму качеств, присущих лишь ей одной; семь лет подряд, от самого своего рождения, она была первой на гонках в День Флота. Но еще до команды «Навались!» они почувствовали почти неуловимое не то. Она послушно рвалась вперед под дружным ударом шести уключин, но отвыкшее от воды, латаное днище задирало волну и шлюпка вмиг уставала и виновато ерзала под веслами. Она годилась теперь только для грубой и неторопливой работы. Вопрос был решен, они вернулись к борту и с грустным уважением подняли покалеченную шлюпку на место.

Остальные две шлюпки были старее и плоше.

«Сто восьмой» собирался гоняться на новенькой шлюпке, полученной в мае.

Новейшая шестерка! Легкая, звонкая, абсолютно сухая!

Ничего…

Весла постанывали в станке, запасая упругость и злость.

А пока занялись упорами для ног. На берегу возле слипа торпедных катеров нашли хорошие доски, прихватили инструмент и влезли в растянутую на фалинях шлюпку. Шлюпка, лишенная весел, вертко раскачивалась на мелкой волне; забытые на планшире гвозди скатывались в воду.

— …Внимание! — поднял голос Сеня.

На стенке стоял командир бригады.

— Как работа? — весело спросил он.

В шлюпке заулыбались, сдержанно поблагодарили.

Веселый и молодой (сорок лет) комбриг рассматривал с трехметровой высоты стройный деревянный кораблик.

— Старая шлюпка.

— Так точно, товарищ капитан первого ранга, — подтвердил Кроха. — Подлежит списанию. Новой-то нет.

— Как же вы минера своего, Дьяченко, в первый дивизион отдали? Грозится вас побить.

В шлюпке помрачнели, а Леха пробурчал насчет зайца, что грозился волка съесть.

— С нами мичман Раевский! — хвастливо и значительно сказал Иван.

— Нет же Раевского!

— Будет! — дружно взревела команда. — Не такой он… Боцман помирать будет, а на гонки подымется… Боцман, да не будет?.. Леонид Юрьевич знает… — продолжали вразнобой.

— Добро, — заключил комбриг. — Желаю удачи! — Приложил руку к козырьку и пошел дальше по стенке, перед ним раскатывались трели из пяти звонков: вахтенные извещали командиров о приближении высокого начальства.

Боцман приехал в среду рейсовым автобусом в четыре часа пополудни.

У вентиляционного грибка на полубаке стоял старый чемоданчик, поверх была брошена тужурка — Раевский прошел к веслам прямо от сходни.

Невысокий, с могучей челюстью, пугающе широкий в плечах (тонкий уставной галстук шнурком болтался на его груди), он неодобрительно разглядывал Шуркину конструкцию. Кругом, в скупом пространстве верхней палубы толпился молча экипаж. Запыхавшийся Шурка пробился вперед. Боцман сунул ему занозистую ладонь, кивнул на весла: «При-ду-мал?» Повернулся к веслам и ударом кулака вышиб калабаху: «Лишнее». Вышиб оттяжку из-под вальков: «Тоже — лишнее». Весла плавно закачались. Боцман вынул одно, прижал с сомнением лопасть двумя пальцами.

— Эге. Только муть все это. Сла-бые весла.

— Не согласен! — неожиданно для всех и для себя тоже сказал Шурка.

Забубнили все сразу — обиженно и приглушенно.