— А я тебя ищу, — сказал он. — Ну, как ты? — И, не дав ответить, спросил: — Нравятся частушки?
— Нравятся.
— Это мои, — краснея, сообщил Андрей. — Вчера написал. Главное, по-русски написал-то! А ребята подхватили, перевели на молдавский… И вот, пожалуйста! Хоть бы меня спросили. Да разве это стихи?
— Я не знаю, какие должны быть стихи, но эти мне нравятся, — проговорила Мариора.
Она схватила Андрея за руки, и тот, заглянув в ее глаза, понял, что она уже думает не о стихах.
— Андрей! — промолвила Мариора и, зажмурившись, закинув голову, засмеялась, легко и счастливо.
Вечером Андрея разыскал Шмель и сказал, как бы между прочим:
— Я рад, что Мариору приняли в комсомол.
— Да, — согласился Андрей. — Если б она в наших условиях воспитывалась, училась бы…
— Что ж, — перебил его товарищ. — Другой, может, и учен, а толку мало. А учиться… учиться всегда можно. Скоро кончится война. Мариора ведь только начинает жить.
— Да, — сказал Андрей, — Мариоре непременно надо помочь учиться. Она настоящий человек.
Шмель остановился, с легкой укоризной заглянул Андрею в глаза. Спросил в упор:
— А ты ничего не замечаешь?
— Чего? — не понял Андрей.
— Эх, ты! — укоряюще вздохнул Шмель. — Приворожил ты девчонку, не видишь, что ли?
— Ну, что ты! Выдумываешь! — покраснев, проговорил Андрей.
Шмель пожал плечами, помолчал.
— Ладно, это твое дело. Я к тебе вот зачем пришел. Меня в штаб отряда вызывали. Готовится серьезная операция: ударить на южную окраину города и заодно тюрьму взять. Армия наша уже Реут форсирует, она с той стороны жмет, а мы с этой ударим. Ребята оденутся крестьянами и поедут в город на машинах, вроде как мобилизованные. Документы для них уже есть, все в порядке. Ну, а мы со своими пятерками раньше начнем действовать. Так что ты сейчас собери людей…
— Значит, недолго еще Лауру терпеть, — оживился Андрей. И, помолчав, сказал: — Нелегкая будет операция.
— Нелегкая, — согласился Шмель.
— Наверное, последняя в этом районе.
Дождь шел с утра. Небо было плотно закрыто серой тучей, в комнате разлился сумрак.
Мариора выпростала руку из-под одеяла и прислушалась. Деловито стучали дождевые капли по маленькому окошку. Но почему она слышит только шум дождя? Ведь еще вчера и все предыдущие дни от взрывов дребезжали стекла в окнах, где-то недалеко оглушительно ухали орудия, порой совсем рядом удивительно четко стучал пулемет. Шум самолетов мешался с глухим кашлем зениток, а зенитные снаряды рвались в небе, издавая надрывные чавкающие звуки. Целый день висел черноватый душный туман, а ночью все заливала густая, кроваво-красная заря…
Мариора лежала в Цинциренах, в селе, которое она до сих пор знала только понаслышке. Но за нею ухаживала Грекина. Сначала Мариора то и дело теряла сознание: а вчера ей стало гораздо лучше, она даже свободно разговаривала с Грекиной. Та рассказывала ей, что фашисты еще давно вырыли недалеко от Цинцирен окопы и теперь оттуда обстреливают части Красной Армии, не дают им подойти к шоссе. Несколько снарядов попало в село, разрушило две касы. Убит старик, отец хозяйки.
И вдруг тихо. Нет, где-то далеко довольно явственно вздыхают орудия.
Дождь прекратился сразу, точно решил: довольно мыть землю. И тотчас в комнату заглянуло молодое, веселое солнце, — оно осветило и Мариору, и голые стены, и накрытый кувшин с молоком, который, наверно для нее, оставила на окне Грекина.
Мариора улыбнулась, чувствуя, что у нее сегодня хорошо на душе — и от этой тишины, и от ясного солнца, и от того, что к ней возвращаются силы. Но где же Грекина? Все эти дни, больше недели, Грекина была с ней. Несколько раз, когда усиливался артиллерийский обстрел, она и хозяйка, молодая женщина, носили Мариору в погреб. Они ухаживали за ней, как за маленьким ребенком. Мариора мечтала об одном: пришел бы Андрей… Или кто-нибудь из отряда. Узнать бы о Лауре, — она знала, что готовилась операция по захвату тюрьмы. Но никто не приходил. Она понимала: идет бой, им не до нее.
Тогда в отряде, после комитета, Мариоре и Параскице Балан дали срочное задание: сходить в Полешты. По сведениям, поступившим в партизанский отряд, в Полештах — это село тоже было расположено возле шоссе — остановился танковый полк. Под видом селянок, идущих из города, они должны были зайти в село, разузнать о численности полка, о том, надолго ли остановился полк. Мариора с Параскицей все узнали и вернулись. Но вскоре после возвращения Мариора почувствовала себя плохо. Наверно, сказались волнения и долгая ходьба. К вечеру снова открылась рана. Тудор Беспалый предложил отправить Мариору в Инешты, к знакомой женщине.
Читать дальше