Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

И вот этот день наступил. И они шли к брату Надежды на юбилей.

Признаться, Каширину было не до того, однако и жену обижать он не мог. Да и брата ее тоже, тем более что с тем он не виделся, наверное, уже целую вечность, хоть и жили они друг от друга неподалеку.

— Ты бы на юбилее, Каширин, забыл о своих делах, — напутствовала его по дороге Надежда.

— Хорошо, — легко соглашался Каширин, подыгрывая жене.

— И ко мне будь поласковее.

— Хорошо.

— Поздравляя брата, не забудь его жену поцеловать.

— Хорошо.

— И меня.

— А тебя зачем?

— Как — зачем? Я же твоя жена. Пусть люди видят, как ты любишь меня. Ты ведь любишь меня?

— Люблю.

— Значит, поцелуешь, — сознательно подчеркнула Надежда.

— Хорошо, поцелую.

Жена засмеялась вдруг.

— Ты чего? — вопросительно посмотрел на нее Каширин.

— Представила на миг, как председатель райисполкома прилюдно целуется. Смеш-шно!

— Не вижу ничего смешного, — возразил Каширин. — Я что же, не человек, что ли?

— Человек.

— То-то же!

Приглашенных оказалось много. Пришли сюда не только разбавинские, а и из других мест, но собрались в основном родственники и друзья юбиляра. Было весело. Играла музыка, танцевали. Каширин так уже давно не отдыхал. Он еще подумал: проходит жизнь, а все в работе и в работе. И дал себе слово: чаще бывать в компаниях, ходить с Надеждой в кино или парк. Все же когда-то следует подумать и о себе, не только о делах. Он, конечно, решил это быстро, но вот осуществит ли — уверенности такой не имел. Да и уже не первый раз он планировал подобное, однако воз и ныне там. Словом, Каширина надо знать.

В один из маленьких перекуров к нему подошел шурин. Он поинтересовался о делах, в целом о жизни, затем вдруг пожаловался на свои невзгоды, есть они, есть, чего греха таить, и ни с того ни с сего:

— Скажи, Афанасий, что у тебя за неприятности?

Каширин даже опешил от этого вопроса. Но быстро сообразил — уже пожаловалась брату Надежда, рассказала об анонимке. Ну, зачем она это сделала, кто просил ее? Каширина заело это. Однако шурину он ответил сдержанно:

— А-а, пустяки. Сам понимаешь, кому-то не угодил — на тебя потом шишки.

Шурин, по-видимому, заметил изменившееся настроение Каширина и, молодцом, резко изменил тему, переведя ее на деловой лад, будто остро желал знать, что меняется в настоящее время в районе и к лучшему ли все идет. Каширин и тут повел себя почему-то сдержанно, точно помнил наказ жены: на юбилее поменьше о работе — больше веселиться, отдыхать.

Брата жены звали Иваном. Он чем-то Каширину напоминал Чухлова, тот, правда, помоложе, но и характер, и внешность их как бы перекликались. С Иваном Каширин первый раз увиделся в городе, тот тогда учился в кооперативном техникуме и жил в общежитии. Иван где-то набедокурил, подрался, что ли, и ему грозило исключение. Каширин тогда самолично ходил к директору и выручал брата будущей своей жены. Как потом выяснилось, Иван вступился за девушку, завязалась драка. Милиция затем забирала всех без разбору — им не до того было, главное — утихомирить разбушевавшихся юнцов и проучить их, чтоб следующий раз помнили, каково дебоширить в общественных местах. Таков уж нередко принцип работы милиции.

Иван потом долго благодарил Каширина, что тот ему помог, не он бы, не Каширин, ему бы несдобровать — точно бы выписали собачий билет, глазом бы не моргнули.

В настоящее время Иван возглавляет в Разбавино небольшой кондитерский цех. И получается у него вроде это неплохо, во всяком случае рабочие им довольны и начальство тоже.

Они еще постояли немного, поговорили о разном и пошли в круг танцевать.

Потом Каширин не забыл и напомнил жене: не следовало ей откровенничать с братом.

Он свой, отговорилась Надежда, а своему она все доверяет. Свой и посочувствует, и поможет, заключила она, и на том поставила точку.

— Ладно, — махнул Каширин, — но больше чтоб этого не было. Не столько дела, сколько шуму!

Каширин на юбилее почти не пил, ну рюмку-другую, не больше, потому ему наутро было легче, а вот жена страдала.

— Как ты теперь в таком виде на работу пойдешь? — выговаривал Каширин Надежде.

— Я на юбилее была, меня все поймут. К брату ходила, понял?

— Одни поймут, а другие осудят. Люди разные.

— Разные, разные… Знаю! — Надежда прикладывала ко лбу мокрое полотенце, лечилась, а Каширин, поглядывая в ее сторону, подтрунивал — меньше пить надо было. Говорят, продолжал он, мужчины пьяницы. Ничего подобного, гляньте на его жену — кто она? Во, то-то же!