Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

Каширин побарабанил пальцами по столу.

— Ты что-нибудь ела? — поинтересовался он у Марты.

Та ничего не сказала, но видно было, как проглотила слюну.

Каширин нажал на кнопку звонка. Вошла секретарь:

— Слушаю вас, Афанасий Львович.

— Я попрошу вас, купите что-нибудь такое, — Каширин указал взглядом на девочку, — ну, поесть что-нибудь, легкое этакое, — и протянул деньги.

Вскоре секретарь вернулась:

— Все, что было, Афанасий Львович, — она положила на стол бумажный сверточек и вышла.

— Я, кстати, тоже не ел, — подчеркнул Каширин, обращаясь к Марте. — Как, подкрепимся?

Девочка поначалу как бы недоверчиво зыркнула за хозяина кабинета, но потом осмелилась-таки и протянула руки.

— Спасибо, дядя, — произнесла она почти шепотом.

Марта была очень голодна, это было заметно. Дрожащей ручонкой она запихивала в рот пирожок с капустой. И то, что он холодный — ноль внимания.

Бедная девчонка, подумал о ней Каширин. Ему всерьез ее стало вдруг жаль — ведь без присмотра, считай. В эту минуту он уже не вспоминал о той встрече с ней, о том, как она разговаривала с ним — хоть и по-детски, но категорично и жестко, требуя, можно сказать, от него невозможного. Конечно, Марта действовала под воздействием бабушки, однако в ней уже жило что-то, взрослое, рассудительное.

Вскоре зазвонил телефон. От неожиданности Каширин вздрогнул, поднял трубку.

Нет, это не из поликлиники. Да что ж они там, поуснули, что ли?

Заглянула секретарша:

— Афанасий Львович, к вам на прием из райпотребсоюза.

— Я занят, — строго и однозначно ответил Каширин. — Пусть подойдут завтра, скажите: я помню. Вопрос решим завтра.

Дверь захлопнулась.

Марта доедала третий и последний пирожок с капустой. Быстро, быстро она управилась, заметил про себя Каширин.

— Может, еще? — он спросил так, на всякий случай, но Марта поддакнула: да, еще.

Каширин снова вызвал секретаршу.

— Купите хлеба и колбасы, — умоляюще попросил он ее. — В магазин, в магазин сходите.

Та взяла деньги, покосилась на девочку и, ничего не сказав, вышла.

Он бы, конечно, Марту сводил в столовую, о чем речь, но его по рукам и ногам связывал телефон — ведь надо же, дождаться, когда отзовутся из поликлиники. Он решил: приедет «Скорая» — на ней же отправит и Марту, коль она не захотела, чтобы ее отвез Гриша.

Каширин поднялся, подошел к шкафу и вынул из него два листа чистой бумаги.

— Вот, — протянул он Марте, — возьми вытри руки.

Но девочка тут же провела руками по платью.

— Все, — сказала она и вывернула ладони, как бы демонстрируя: вот, пожалуйста, уже чистые.

Каширин усмехнулся — эта детская выходка немного позабавила его.

Но наконец позвонили из поликлиники:

— Врач «Скорой» Клепиков слушает вас.

— Срочно к райисполкому, — сказал в трубку Каширин, — ситуацию объясню потом.

Только умолк телефон, вошла секретарь. По тому, как передавала она хлеб и колбасу, было видно: она недовольна, что ее здесь принимают за девочку на побегушках. Но Каширин пропустил все это мимо — не до того сейчас, это мелочи по сравнению с тем, что происходит. В настоящее время главное внимание необходимо уделить Марте — девочка страдает, ей на самом деле плохо, коль она за тридевять земель поехала искать помощь. И понять ее, конечно же, можно: умрет бабушка — с кем тогда она останется.

Каширину стоило больших трудов отправить Марту домой. Она категорически стояла на своем: только с ним, с дядей, будто он один и мог спасти ее бабушку. Но ведь специально вызвали «Скорую помощь», объяснил он, больной сейчас сделают укол, и ей сразу станет лучше. Он показал глазами на врача и сказал: вот этот дядя всем помогает, кому становится плохо, понимает ли она? Марта не понимала.

И все же ее отправили, почти втолкнув в машину. Каширин потом долго после этого отходил. Ну, надо же! Вот морока! Он уж забыл и про то, что хотел есть. И дела не шли у него, работа никак не вязалась.

Раза два-три заглядывала в кабинет секретарь, и всякий раз он подавал знаки: дескать, потом, потом.

Придя немного в себя, Каширин решил-таки сходить в столовую — до ужина еще далеко, не дотерпит.

Первого он не взял, лишь облюбовал гуляш с макаронами и выпил два стакана вишневого компота. Он, правда, оказался теплым, но уж очень мучила жажда.

Он сидел ел и думал о Марте, о том, как повернется там, в Зайчиках, дело. Он был почему-то уверен, что все обойдется благополучно. Старуха, когда он увидел ее, хоть и выглядела очень старой, но была еще крепкая. Возможно, подумал Каширин, у нее какой-то приступ, мало ли таких случаев со стариками. Нет, обойдется, обойдется, и девочка успокоится.