За переборками бушевало море. Траулер клало то направо, то налево. Рев ветра заглушал все звуки. Вещи прыгали в штормовых загородках, как испуганные мыши. Володе казалось, что кто-то хватает его за ноги и тащит вниз, то, натужась, бросает вверх, стараясь ударить головой в подволоку. Все это были мелочи, обычная морская жизнь — пустяки в сравнении с непогодой на душе.
Траулер возвратился из рейса в июне. На пристани, среди встречающих, Володя увидел Надю. Она держала за руку Галку, в другой руке были цветы. Володя Галку расцеловал, цветы не взял. Надя поглядела округлившимися глазами на мужа, даже побледнела от неожиданности.
— Володенька, что с тобой? — опросила она со страхом. — Здоров ли? Не понимаю, почему?.. И какая странная была твоя последняя радиограмма!.. Вроде бы сердишься…
Он много раз репетировал в уме встречу с Надей в порту. Она обязательно должна была спросить, что с ним. И на это он ответит ворчливо и недовольно, словно знает о ней что-то плохое. Он так и сказал, как заранее намеревался:
— Ладно — почему да отчего? Наш морской обычай: раньше дознайся, как вела себя дома жена, потом и целоваться будем.
Он поспешно отошел с Галкой на руках, чтобы слезы, заблестевшие в глазах Нади, не разжалобили. Мимо прошел Кожемякин с красивой женой — ома была почти на голову выше его, — за Кожемякиным плотной кучкой двигалась семья тралмастера: в центре Пикадоров с — чемоданном в руке, оправа — жена и сын-школьник, слева — взрослая дочь с двумя внучатами. В толпе, шумевшей на пристани, прохаживался одинокий Прохор. Володя спросил, где его Катя. Прохор счастливо захохотал:
— Не пришла, характер выдерживает. А сама, понимаешь, дома в тряпочку хнычет. И, конечно, трясется — приеду к ней, не приеду? Вот же повеселимся, когда завалюсь — ужас!
В такси Надя молчала, словно чужая, еще не было у них таких встреч после рейса. «Не иначе, что-то у нее произошло!» — думал Володя, стараясь сохранить твердость, но вместо твердости росли тревога и смущение. Он уже раскаивался, что начал с подозрений. Все плохие мысли о Наде сразу рухнули, как он ее увидел. Говорил он сурово, только чтобы выдержать характер; так убеждал вести себя Прохор и так он пообещал Прохору держаться. Объяснить это Наде сейчас было нельзя, она еще пуще рассердится. Она всегда такая — все сразу выкладывает. Еще поссорятся при Галке, лучше сидеть и молчать. Зато Галка тараторила за троих.
Дома Володя хотел обнять Надежду, она не далась. В первый раз в их жизни она так его отталкивала.
— Что-то раньше времени целоваться захотел! — сказала она. У нее нехорошо блестели глаза.
— Самое время, — сказал он великодушно. Это тоже было обдумано заранее: сперва вроде бы укорять и обвинять, потом, если плохое не подтвердится сразу, вроде бы и простить.
Разговор упорно шел по иному, чем намечался.
— Проверь раньше, как вела себя! — Она швырнула цветы на пол, он нагнулся, поднял. Она еще злей схватила их, швырнула в угол. Она тяжело дышала. — Спроси у соседей, у шпионов своих поинтересуйся… Может, они расскажут, как я ночи о тебе мечтала, как радиограммы твои целовала, каждую строчку. Даже вот эту, даже эту!.. — Она достала из ящичка последнюю его радиограмму, он писал ее по подсказке Прохора, и швырнула к цветам. Она продолжала, чуть не задыхаясь: — Что же такое? Чем не угодила? Даже днем, чуть вспомню тебя, слезы на глазах… Как ждала, сколько втихомолку слов говорила! Иди дознавайся, чего стоишь!
Он подумал, что надо бы все-таки извиниться, но вспомнил, как Прохор расписывал мужскую рыбацкую гордость, и удержался. Встреча окончательно получилась плохой. Поворачивать назад было поздно. «Обойдемся без извинений, — подумал он. — Замнем происшествие потихоньку!»
— Давай без скандала! — посоветовал он. — А что до проверок, так, чудачка, это же морское правило: доверяй и проверяй!
Надя распахнула дверь.
— Иди! — закричала она с рыданием. — И пока не дознаешься и не попросишь прощения, к себе не пущу, так и знай!
Володя постоял у дома, подумал и побрел к Прохору. Надо было самому успокоиться да и Наде дать время прийти в себя. Поплачет и пожалеет, что с такой яростью встретила. Ну, и я, конечно! — думал Володя. — Неладно получилось, не выходит у меня по-морскому!
Прохор уныло сидел в пустой комнате.
— Бросила меня Катька, — сказал он. — Что я тебе о бабах говорил. Вот их награда за нашу рыбацкую муку — подыскала себе дружка, пока я в Атлантике вкалывал. Записку на столе оставила: «Миша тебя человечней!» Каково, а? А Кабанюк настоящую женщину ищет. Нету таких и не бывало!
Читать дальше