Михаил Колосов - Платонов тупик

— Так это ж, значит…

— Да, это значит! — перебил его Платон. — Я уже говорил об этом сыну, провожая в армию, и вам скажу. Это значит, что надо быть готовым к самому худшему, к самому трудному, тогда и плохое, и трудное покажется не таким уж плохим, не таким уж и трудным. Если хорошее неожиданно сваливается на голову — человек как-то переживает это легче, чем когда на него обрушивается что-то плохое. Так что будем надеяться на лучшее, а готовиться все-таки надо к чрезвычайному.

Закивали согласно начальники, и только один Егоров сокрушенно качал головой, чего-то не понимая.

— Что вам неясно, товарищ Егоров?

— Да вроде все… Ясно, что дело идет к тому…

— К тому, к тому… Прошу всех по местам и предупреждаю: никакой паники. Все.

Еще не все вышли из кабинета участники этого совещания, а Платон уже приказал созвать диспетчеров, старших конторщиков, составителей… Этим дал указание — расчистить станцию от невостребованных грузов: эшелоны с углем и рудой отправлять в адрес Магнитки или в Челябинск, кокс — на Магнитку, заводское оборудование, станки, разную аппаратуру — в Кемерово, Курган… Он стоял у карты и карандашом тыкал в населенные пункты:

— Продукты адресуйте на ближайшие узловые станции за Волгой. Там разберутся. Адресуйте все за Волгу. Возникнут какие затруднения — спрашивайте, вместе будем решать. И главное вот что: четко оставлять у себя все данные о грузах — какие и куда направлены. Например: вагон номер такой-то, груз — сахар, отправитель — такой-то, получатель — такой-то, отправлен на станцию Баскунчак. Я к примеру говорю. Чтобы легко можно было потом разыскать груз.

В этот момент впервые вдруг завыла сирена воздушной тревоги. Вместо того чтобы быстро распустить людей, Платон подошел к окну, распахнул его и стал всматриваться в небо. Снизу слышались людские голоса:

— Вон, вон!

— Ага!.. А за ним другой… Третий… Три!

И Платон тоже увидел три черных силуэта, и только теперь до него донесся тяжелый гул моторов. Вокруг самолетов стали вспыхивать какие-то черные клубки — это взрывались зенитные снаряды. Но все это было впервые, и потому никто не знал, что это за клубы такие и откуда они берутся, тем более ни выстрелов зениток, ни разрывов не было слышно — били откуда-то издалека. Людьми не страх овладел, а любопытство, они обступили окно и наблюдали за самолетами. А те, не долетев до станции, один за другим стали заваливаться на правое крыло и поворачивать обратно.

— Ага, испугались! — воскликнул кто-то радостно.

— Чего испугались?

— Зениток. Это же зенитки по ним бьют, — пояснил знающий человек. И в этот момент раз за разом где-то далеко-далеко глухо ухнуло. — По аэродрому метили…

Самолеты скрылись, на небе остались рваные островки черного дыма. Платон отошел от окна, остальные молча занимали свои места.

— Ты откуда все знаешь, Новиков? — взглянул Платон на высокого парня с густой шевелюрой — диспетчера с Западного парка.

— Я на Халхин-Голе был. Видел… — Парень показал левую руку в черной кожаной перчатке: — Вот «куклу» привез оттуда…

— Ах да… Я и забыл. Ну, так что, товарищи, задача ясна?

— Яснее некуда, — загомонили собравшиеся, явно имея в виду недавний налет.

— Работу начать сразу же — станция забита вагонами и целыми составами, это ясно. Сегодня в аэродром метил, а завтра, гляди, и наш черед настанет, мы все-таки крупный узел.

Вечером Платон сам провел планерку ночной смены, особо предупредил о свето- и звукомаскировке:

— Ни одного фонаря без заслонок, ни одного паровоза без козырьков на фарах. Машинисты, — никаких свистков, пользоваться только рожками.

— Неужели свисток паровоза будет слышен ему, если он налетит? — возразил один из машинистов.

— Не знаю, — сказал твердо Платон. — Наверное, кто-то, кому не следует, может услышать, если такой приказ вышел. А приказ надо выполнять, и прошу с этим не шутить — за нарушение маскировки сами знаете, что может быть.

Только поздно вечером, усталый, Платон вышел на волю и побрел домой. И только теперь вспомнил, что за целый день так и не смог поесть. Но, странное дело, он совсем не чувствовал голода, а была лишь усталость во всем теле, будто мешки тяжелые таскал, да голова как-то странно гудела…

Война подкатывалась с каждым днем все ближе и ближе. Люди как-то затаились, с тревогой прислушивались к отдаленным вздохам земли под взрывами бомб, работали и ждали… Ждали и надеялись, что, может, она все-таки забуксует где-то, не дойдя до их порога.