Михаил Колосов - Платонов тупик

Ворчал Платон что-то недовольно, но шел, шел уже к этому диспетчеру восточного отправления. А тот, не дав Платону и рта раскрыть, сказал ему торопливо:

— Да-да! Знаю о вас и помню. Но вы же видите, что творится?

Платон видел. Сконфуженно извинился и ушел ни с чем, чувствуя себя каким-то пришибленным, виноватым в чем-то. Он даже сник, начальственная бравость быстро слетела с него. Вспомнились последние суматошные дни на своей станции, многочисленные посетители, с которыми он не всегда был ласков, — чувство власти над ними, над просителями, независимо от его желания, почему-то всегда сказывалось. Нет, он не грубил, не орал, но как-то всегда был над ними. Думал ли, что пройдет всего несколько дней — и он окажется в таком же положении, как те, которые умоляли его дать вагоны или отправить поскорее состав? Вспомнился лейтенант, которому он прочитал мораль… «Ну и что? — огрызнулся сердито Платон. — Что я ему грубого сказал? Или не так что сделал?» — «Все так… — говорил ему кто-то ехидно. — А все-таки ты над ним немножечко издевался. Поставил парня в неловкое положение». — «И ничего я не издевался! Просто немножко осадил…». — «Вот-вот — «осадил». А зачем?»

— Фу-ты!.. — Платон тряхнул головой, отогнал неприятные мысли.

— Ну, что там? — еще издали спросила жена.

— Все то же, — сказал неопределенно. — Ждите.

— Сколько же можно?

Они ждали почти двое суток. Когда загорелся зеленый свет в их светофоре, они даже не сразу этому поверили. И только сообразительность и энергия Платона привели всех в чувство.

— Быстрее в теплушку! — закричал он на ребят, которые разминались возле вагона. — Сашка, поехали! — Он боялся, что светофор быстро переключится и они снова надолго застрянут на станции.

Мигом отцокав колесами на выходных стрелках, поезд-коротышка выскочил из станции и покатил дальше.

Платон, довольный, вытирал руки паклей и, как заправский машинист, высунувшись почти по грудь из окна, следил за правой стороной. Свежий встречный ветер обвевал голову, и от этой прохлады спадали напряжение, усталость, затухала досада от беспомощности, которая охватила его в какой-то момент, он успокаивался.

«Вырвались! Теперь — вперед!..» — словно песня звучали в нем бодрые слова.

Однако рано торжествовал победу Платон. Дорога была перегружена, а кроме того, самолеты врага беспрерывно повреждали ее, возникали заторы, пробки. И полсотни километров не проехали нормально, как начались сплошные остановки — то и дело приходилось сжимать тормозные колодки. Уже ни одного светофора они не проезжали с ходу, ни одного полустанка или разъезда без остановки. Все чаще и чаще их загоняли на запасной путь и подолгу держали, прежде чем снова выпустить на магистраль.

Однажды на какой-то маленькой станции — всего три пути и тупик — их приняли на третий путь. Дежурный по станции сказал, что впереди на перегоне немцы разбомбили дорогу и там работают военные ремонтники.

Рядом с Платоновым поездом в тупике стоял состав из обгорелых вагонов, от него еще несло гарью, и было жутко смотреть на эти обуглившиеся скелеты. «Сколько добра губится!» — невольно подумал Платон.

На перроне маленького кирпичного вокзальчика, построенного, наверное, еще в прошлом веке, суетился народ — с мешками, рюкзаками, чемоданами. Словно по команде, они вдруг бросились к Платонову поезду и стали карабкаться на платформы. Платон понял, что это беженцы, не препятствовал. Те, кто успел уже как-то закрепиться на платформе, кричали машинисту:

— Скоро поедем?

— Давай трогай! А то немцы накроют!

— Чего стоишь?

Платон показывал им на красный светофор и разводил беспомощно руками.

Один за другим станцию с ходу проскочили два состава, и Платон видел, что они прошли на красный свет. Он поискал дежурного, хотел спросить, что делается на линии, но его нигде не было видно. А светофоры все вдруг неожиданно погасли, и Платон понял, что они теперь не действуют. Стоя на параллельной линии, он взглянул влево-вправо, крикнул Сашке:

— Трогай потихоньку, я стрелку переведу, — и побежал вперед, к стрелке.

В этот момент где-то за вокзальчиком послышалась стрельба, взрывы снарядов. Один со свистом перелетел через станцию и разорвался в поле, другой ухнул прямо в привокзальном скверике. Платон торопился со стрелкой, а ее, как назло, заело, и он не мог совладать с ней. Наконец совладал, перевел, хотел уже бежать к паровозу, как услышал необычно близкий свист в воздухе, пригнулся машинально, и в тот же миг раздался оглушительный взрыв. Снаряд угодил в котел паровоза, послышалось шипение, пар и дым окутали паровоз. Платон кинулся к нему. Клара увидела его из теплушки, закричала испуганно: