В ответ, как и следовало ожидать, очередное движение плечами.
Лицо у Дробанюка от напряжения густо наливается краской, ладони покрываются липким потом. Уже не стесняясь в выражениях, он клянет железнодорожников, понаставивших где попало свои дурацкие переезды. Но вот на глаза Дробанюку попадается на противоположной стороне улицы телефонная будка, и он, как угорелый, бросается к ней, на ходу роясь по карманам в поисках двушки: на случай задержки надо предупредить Обыгалова. Кошмар, а не ситуация: хотел зайти в торговые услуги за ним пораньше, а теперь хотя бы не опоздать.
Дробанюк набирает номер, но в спешке диск срывается, потом дважды занято, и, наконец, прозрачно-звонкий девичий голосок:
— Вас слушают.
— Девушка, мне Виктора Петровича! — с облегчением выдыхает Дробанюк.
— Такого нет, — все так же звонко, даже чуть нараспев сообщает голосок и незамедлительно кладет трубку. Пи-пи-пи! — бьет по нервам ошарашенного Дробанюка своими короткими писклявыми гудками зуммер. В растерянности Дробанюк вешает трубку на рычаг, потом снова лихорадочно роется по карманам в поисках двухкопеечной монеты.
— Але, девушка, это торговые услуги, я не ошибся? — с хрипотцой от пересохшего в волнении горла спрашивает он, когда мембрана снова выдает прозрачно-звонкий голосок.
— Вас слушают, — с железной непоколебимостью повторяет этот голосок, хотя и нараспев снова.
— Если это торговые услуги, то мне Виктора Петровича, — умоляюще произносит Дробанюк.
— Какого Виктора Петровича, мужчина? — с прежней милой распевностью отчитывает его прозрачно-звонкий голосок. — Звоните правильно.
Диалог на этом обрывается, поскольку на том конце провода опять без промедления кладут трубку. Дробанюк в отчаянье вертит головой по сторонам, ища, у кого попросить двушку — своих больше нет. На улице как на грех одни автомобили — в обе стороны без конца.
— Двушки нет? — кричит Дробанюк рыжебровому папаше. Тот разводит руками: нету, мол. Тогда Дробанюк трусцой устремляется вдоль автомобильного ряда, на бегу выпрашивая монеты у шоферов. Метров через триста у него в кулаке оказываются сразу три двушки, и он снова бежит к телефонной будке. К счастью, номер не занят, и Дробанюк, заклиная прозрачно-звонкий голосок выслушать его до конца, объясняет, что ему нужен доставщик, фамилия у которого Обыгалов, он доставляет на фургончике продукты населению, приметный человек низенького роста, нос как бы несколько загнут вверх, как бы крючком.
— Мужчина, так бы с самого начала и говорили, — упрекает его прозрачно-звонкий голосок, — подождите, его пригласят, если он на месте.
Через несколько минут в трубке раздается покашливание, потом лобовой вопрос:
— Чего?
— Это я, Дробанюк! — радостно кричит Дробанюк. — Так ты меня подождешь в шесть? Уговор помнишь?
— А-а, — несколько разочарованно произносит тот.
— Слушай, Витек, если я малость подзадержусь, ты жди меня. У меня в пять совещание, понимаешь, а вдруг затянется? Я, конечно, попытаюсь смыться вовремя, но сам знаешь, как бывает иной раз. Ты меня обязательно дождись, хорошо? Там супруга такое понаготовила — закачаешься!
— Я в семь кончаю, — раздается в ответ.
— Вот и хорошо. Значит, обязательно встретимся. Жди!..
Когда Дробанюк выходит из телефонной будки, автомобильная колонна, чихая и натужно гудя от малых оборотов, уже кое-как движется, а грузовик с полунемым рыжебровым папашей сумел отъехать метров на сто. Дробанюк вприпрыжку догоняет его, на ходу вскарабкивается в кабину.
— Хух! — выдыхает он и расслабленно откидывается на сиденье, вернее — пытается это сделать, поскольку кабина слишком тесная — совсем не то, что в легковом автомобиле, например в «Волге» двадцать четвертой модели. Дробанюк закрывает глаза, пытаясь отвлечься от всего окружающего: папаши с его светло-рыжими ежиками над впалыми щеками и вечно дымящейся сигаретой, забивающей легкие до тошноты, трясущейся впереди бесконечной очереди разногабаритных автомобилей, от телефонной будки с прозрачно-звонким девичьим голоском в трубке, оставшейся где-то позади, от пропыленной, несмотря на февраль, кабины, в которой надо сидеть сгорбившись. Дробанюку хочется собраться с мыслями, сосредоточиться на главном, прикинуть предстоящее на сегодня стратегически, панорамно, как оказал бы Ухлюпин, но что-то мешает ему, что-то раздражающе завихряет мысли. В беспомощности он раскрывает глаза, взгляд натыкается на спидометр грузовика, напоминающий циферблат часов, и Дробанюк, холодея от ужаса, осознает, что безнадежно опаздывает на совещание. Он смотрит на часы — так и есть, уже почти половина пятого, и теперь что-то надо придумывать в оправдание. Дробанюк косится на рыжебрового папашу, но тот невозмутимо дымит своей сигаретой, перебрасывая ее из одного уголка рта в другой — такого бирюка бесполезно подгонять. Да уже и смысла спешить, пожалуй, нет.
Читать дальше