Анатолий Наумов - Голубая мечта [Юмористическая повесть в эпизодах]

Вдруг Ан-2 круто снижается — это отдается в ушах — и летит совсем уж над верхушками сосен. Дробанюк снова инстинктивно вжимается в сиденье и до боли хватается руками за металлическую его кромку. Неужели они садятся? Так и есть: еще несколько секунд — и самолет вдруг подпрыгивает от ударов колес о землю, затем ударяется еще и еще, пока не начинает устойчиво катиться по ней. И вот, наконец, он останавливается, затем делает разворот, как бы собираясь разогнаться в обратном направлении, чтобы вновь взлететь. Потом притормаживает снова. Оба пилота выходят из своего отсека; первым модник, за ним Степанеев, и Дробанюк, не меняя позы и не разжимая рук, угрюмо следит за ними. Модник открывает дверцу, а остановившийся перед Дробанюком Степанеев кивком показывает на проем:

— Прыгай!

— Что значит — прыгай? — чувствуя, как у него перехватывает дыхание, хрипло спрашивает Дробанюк.

— Прибыли на место.

— Что значит — прибыли? — дрожит голос у Дробанюка. — Это не Доброволье!

— Прыгай, тебе говорят, — вмешивается модник.

— Как это понимать? — багровеет Дробанюк, готовый наброситься на Степанеева с кулаками.

— Как хочешь понимай, — говорит тот и, схватив стоящий рядом с Дробанюком портфель, выбрасывает его из самолета.

— Вот оно что?! — цедит сквозь зубы Дробанюк и сжимает сиденье руками еще крепче. — Ну, это тебе даром не пройдет! Ты дорого заплатишь за это! Я не остановлюсь ни перед чем!

— Я это знаю. Но пока что я не остановлюсь перед тобой, гнида! Выпрыгивай! — и Степанеев хватает его за плечи.

Но Дробанюк держится цепко, и тогда на помощь Степанееву бросается модник. Вдвоем они с трудом подтягивают отчаянно сопротивляющегося Дробанюка к распахнутой дверце и сталкивают его вниз.

Дробанюк неуклюже сваливается на землю и, пока он барахтается в скользкой от недавнего дождя траве, дверцу захлопывают. Его обдает ураганным мокрым ветром пополам с грязью от заработавшего на повышенных оборотах пропеллера, и Ан-2, оставив Дробанюка распластанным, резво убегает, чтобы через мгновение взмыть вверх.

Дробанюк подхватывается с травы и в отчаянном порыве бросается вслед за самолетом. Сползшие джинсы запутывают ему ноги, и он, не удержав равновесия, растягивается во весь рост. Дробанюк долго лежит и, размазывая по физиономии грязь, ревет от бессильной злобы. Но вот его плечи сотрясаются все реже, он поднимает голову и ищет взглядом портфель. Тот в десятке метров, и Дробанюк ползком добирается к нему. Затем кряхтя поднимается на ноги и осматривается.

Хорошего он видит мало. Поляна, на которой приземлился Ан-2, крохотная — как только умудрился Степанеев посадить тут его. А вокруг — нахмуренные, мрачные сосны, враждебно молчаливые в предчувствии близких сумерек.

— Э-эй! — сложив рупором ладони, что есть силы кричит Дробанюк. — Люди-и-и!

Звуки быстро глохнут во вязкой массе сосен, и Дробанюку становится не по себе от одиночества и неизвестности.

— Э-эй! — повторяет он, надрывая горло. И затем замирает в надежде на спасительный отклик. Но лес настороженно молчит.

— Э-эй! Э-эй! — кричит Дробанюк снова и снова. И вдруг лес приносит едва различимый отклик, потом еще и еще, и Дробанюк от радости не может устоять на ногах — подкашиваясь, он в который раз шлепается на траву, не замечая, что его новенькие фирменные джинсы превратились в грязную тряпку.

— Эй! Эй! Эй! — откликается на все более явственные отзвуки Дробанюк. По лицу у него вновь текут слезы — на этот раз от радости. И вдруг он резво вскакивает и с веселой злостью кричит в ту сторону, откуда доносятся спасительные отклики:

— На по-мо-ощь! У меня большое несча-астье! У меня любо-о-овница при смерти-и! Могу телегра-амму предъ-яви-ить!

— Ить-ить-ить! — отвечает ему близкое эхо.

— Ха-ха-ха! — заходится в приступе смеха Дробанюк. — Ха-ха-ха!

— Ах-ах-ах! — отвечает ему эхо.