Полуянов с досады тогда подумал об Анечке: «Что ни главный инженер, то стрела в сердце». Анна Антоновна глядела на Волкова, как глядят умеющие думать дети на взрослых: они другие существа, все знающие, все понимающие, надежные. Ей мечталось поговорить с ним однажды подробно и обстоятельно о Костине, обо всем, что с ней случилось. Не было человека, который мог бы объяснить, что же это такое было с ней, а Волков мог. Он и глазами, как ей иногда казалось, говорил: «Анна Антоновна, смелей! Давайте разложим все по полочкам, проанализируем. Я вам расскажу, кто такой этот Костин, и вы поймете, что страдания ваши кончились, осталась болезнь — остаточное осложнение после любви».
Иногда Анечке казалось, что она сходит с ума, и тогда она поздно вечером шла к Зинаиде, выслушивала ее приговоры подлецам-мужчинам и не то чтобы успокаивалась, а уставала от Зинаиды и засыпала у нее. Однажды, когда она после такой ночи шла на работу, на улице ей встретился Волков. Она подбежала к нему, видимо, с таким лицом, что смутила его. Волков заговорил неестественно бодрым тоном:
— Какая встреча! А я сразу и не узнал вас, подумал: что это за прекрасная незнакомка?
— Не надо так, Александр Иванович.
— Вы правы, ни с кем так не надо. Галантность такого рода унижает и женщину и мужчину. Но как быть, когда сказать что-то надо, а сказать нечего?
Не надо было к нему подбегать, теперь он идет и думает, что она подкараулила его, подстроила встречу. Как это все-таки жестоко: «…сказать что-то надо, а сказать нечего».
— Мне в магазин надо, — сказала Анечка, увидев на противоположной стороне улицы вывеску «Булочная».
— Не надо вам в магазин. — Волков взял ее за руку.
Стоит новый главный и держит Залесскую за руку, а рядом идут на работу комбинатские и видят все это.
— Хотите совет, Анна Антоновна?
— Смотря какой. Если злой, не надо.
— Очень добрый совет. — Он улыбнулся. — Перестаньте спрашивать взглядом людей: «Что мне делать, как жить, в чем смысл жизни?» Смысл жизни — сама жизнь, другого нет, а вот целей много и все разные. У вас есть цель?
Анечка выдернула руку, хватит ей выслушивать поучения! С чего она решила, что он поможет ей разобраться в Костине? Он упоен собой, своей неординарностью, внешней и, как ему кажется, внутренней: вот я какой откровенный, широкий, размашистый. И ничего в нем нет взрослого, наоборот, вся его доброта — это непосредственность сытого, никогда не битого ребенка.
— Ваш совет запоздал, Александр Иванович. Я уже на многие вопросы знаю ответ. Вы сказали, что целей много и все разные. Нет, не так. Одна цель — счастье. И не считайте себя счастливым, от вас эта цель подальше, чем от меня.
— Вы обиделись на меня, Анна Антоновна?
— Удивилась. У каждого человека во взгляде должны появляться и вопросы, и сомнение, а когда там два никелированных подшипника — это тяжелый взгляд.
— Поклеп, — запротестовал Волков, — надо объясниться.
Они подошли к проходной.
— Вот видите, — сказала Анечка, — есть, оказывается, что сказать вам и не ради галантности…
Известие о смерти бывшего тестя Костина настигло Анечку в этот же день. Случись это вчера, она бы застыла в нерешительности: какое у меня право идти на похороны, кто я им? Но утренний разговор что-то сдвинул в ней: я — представитель комбината, где работал Костин, куда его бывшая семья обратилась за помощью. Пусть кто-то посчитает мой поступок безнравственным, жестоким, но это совсем не значит, что этот кто-то прав. Это четкое объяснение лишь промелькнуло, она его насильно призвала на помощь, потому что у всего, что ею двигало в этот день, не было объяснения.
Она стояла у могилы, держала за руку дочь Костина и думала о том, что у детей есть какой-то более надежный щит против смерти, чем у взрослых.
— Ему там не будет холодно? — спросила Света.
— Нет, он ничего не чувствует.
— Ему сейчас хорошо. — Девочка словно ударяла ей по сердцу своими словами. — Ему было очень-очень плохо последний месяц. Он жил на одних уколах.
На поминках за столом сидели одни старики. Бывшая жена Костина была возле матери в спальне. Анечка со Светой хозяйничали за столом, сновали из комнаты в кухню.
— Бабушка теперь тоже долго не проживет, — сказала Света, — и останемся мы одни с мамой.
— Бабушка поправится. Нельзя так говорить. Она будет жить долго-долго. — Девочка была большая, и Анечка сердилась на нее за эти речи. — Знаешь, что человеку продлевает жизнь? Чья-то любовь. Ты будешь ее любить, заботиться, и бабушка будет жить и жить.
Читать дальше