Василий Шукшин - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Утопили? — спросил Стырь (перед митрополитом стояли он и еще несколько пожилых казаков). — Ая-яй!..

— Норовистый бог-то, — промолвил дед Любим, которого история с ягненочком растрогала. — А ягненочка-то зажарили?

Митрополит не знал, злиться ему или удивляться.

— Подумайте, подумайте, казаки, за что бог Елену-то наказал. В чем молитва-то наша богу?..

— В ягненочке? — догадался дед.

В приказной палате идет дипломатический торг. Степан не сдает тона, взятого им сразу.

— Двадцать две пушки, — уперся он. — Самые большие — с ими можно год в обороне сидеть. Нам остается двадцать.

— Для чего они вам?!

— Э, князь!.. Не гулял ты на степу-приволье. А крым-цы, азовцы, татарва?.. Мало ли! Найдутся и на нас лихие люди. Дойтить надо. А как дойдем, так пушечки вернем тотчас.

— Хитришь, атаман, — сказал молодой Прозоровский. — Эти двадцать две тяжелые — тебе их везти трудно. Ты и отдаешь…

— Не хочете — не надо, довезем как-нибудь.

— Не про то речь!.. — с досадой воскликнул старший Прозоровский. — Опять ты оружный уходишь — вот беда-то.

— А вы чего же хочете? Чтоб я голый от вас ушел? Не бывать! Не повелось так, чтоб казаки неоружные шли.

— Да ведь ты если б шел! Ты опять грабить начнешь!

— Ну а струги? — спросил младший Прозоровский.

— А ясырь?

— Ясырь — нет. Мы за ясырь головы клали. Надо — пускай шах выкуп дает. Не обедняет. Понизовские, какие с нами ходили… мы их не неволим: хочут — пусть идут куды знают. За вины наши пошлем к великому государю станицу — челом бить. Вон Ларька с Мишкой поедут. А теперь — не обессудь, боярин: мы пошли гулять. Я с утра не давал казакам, теперь самая пора: глотки повысыхали, окатить надо. Пушки свезем, струги приведем, князька этого — тоже берите…

— А сестра его?

— Сестры его… нету. Ушла.

— Как «ушла»? Куда?

— Не знаю. Далеко. — Степан поднялся и вышел из палаты не оглянувшись.

— Где же девка-то? — спросил Прозоровский у есаулов. Есаулы пожали плечами.

— Отдавать не хочет, — понял дьяк. — Сколько вас в Москву поедет?

— Шестеро, — отвечал Иван Черноярец. — Ну, мы тоже пошли.

Власти остались сидеть. Долго молчали.

— Тц… — вздохнул старший Прозоровский. — Нехорошо у меня на душе, не ладно. Ушел, сукин сын, из рук ушел, как налим.

Утром другого дня Разин торговал у нагайских татар коней. В торге принимало участие чуть не все войско разинское. Гвалт стоял невообразимый.

Несколько человек татар крутились на кругу с лошадьми… Казаки толкали кулаками лошадей, засматривали им в зубы, пинали под брюхо…

— Сево? Сяцем так? — возмущались татары.

— «Сево», «сево»… Вот те и «сево»!..

Исследовались глаза, уши, ноздри, груди… Даже под хвост заглядывали. Кони шарахались от людей.

— Кузьма, ну-к, прыгни на ее: сразу не переломится — до Царицына можно смело ехать.

— А спина-то сбитая!

— Сево?

— Вот! Как же ее под седло?

— Потниська, потниська (потничок).

— Пошел ты!..

Степан со всеми вместе разглядывал, щупал, пинал коней. Соскучились казаки по ним. Светлой любовью светились глаза их.

— Ну-к, вон того, карева!.. Пробежи кто-нибудь! — кричал Степан.

Кто-нибудь помоложе с радостью великой прыгал карему на спину… Расступались. Кто поближе стоял, вваливал мерину плети… Тот прыгал и сразу брал в мах. Сотни пытливых глаз с нежностью смотрели вслед всаднику.

К Степану подошел Федор Сукнин.

— Воевода плывет, Тимофеич.

— К нам?

— Вон! Суды рулит…

— Найди Мишку Ярославова.

Мишка оказался тут.

— Написал тайше? — быстро спросил Степан.

— Написал.

Степан взял бумагу, а Мишка привел татарина. Судя по всему, старшего.

— На, — сказал Степан, подавая татарину лист. — Отдашь тайше. В руки! И чтоб духу твово тут не было.

— Понял, бачка. Пысьимо — тайша.

— Никому больше! От его мне привезешь. Здесь не захватишь — мы уйдем скоро, — бежи на Дон. — Вынул кошелек, отдал татарину. — Приедешь, ишшо дам. Пошли гостя стренем.

Степан с есаулами направились к берегу.

— Зачем? — недоумевал Степан, вглядываясь в воеводский струг. — Львов, Прозоровский, ишшо кто-то… Зачем, а?

— Не от царя ли чего пришло! — высказал тревожную мысль Мишка Ярославов.

— Мы б знали, — сказал Федор. — Иван Красулин прислал бы раньше их сказать.

— Ты передал ему? — спросил Степан. — Деньги-то…

— А как жа.

— Добре. Чего ж воевода пожаловал, овечий хвост? Зови на струг. — Степан свернул к своему стругу.

Воевода пожаловал по той простой причине, что явно «продешевил» в дипломатическом торгу в Астрахани.