Татьяна Тэсс - Хранитель времени

Марта Андреевна, сохраняя все то же равнодушное выражение лица, положила на стол небольшую, изрезанную жилками дыню. Дочь покосилась на нее, и старуха молча положила вторую дыню, покрупней.

На матраце в углу была уже приготовлена блещущая свежестью постель; рядом на столике лежало аккуратно свернутое чистое полотенце и кусочек мыла «Красная Москва». Это заботливо положенное мыло, с которого еще не была снята обертка, повергло меня в полное смущение. Я вспомнила, какими неприветливыми показались мне хозяева, когда я сидела в темноте у крыльца, и засмущалась еще больше.

— Вы будете спать здесь, — сказала мне Анечка все тем же недовольным тоном и показала на постель. — А Котенко с Иваном Кондратьевичем как хотят: или на сеновале, или у мамы в комнате, а она ляжет в столовой.

— Не знаю… — Котенко сладко зевнул. — А на сеновале комаров нет?

— Ложитесь лучше у меня, — сказала старуха таким жестяным голосом, как будто кружка ударилась о кружку. — А я в столовой себе раскладушку поставлю, как тот раз.

— Нет, пожалуй, мы на сеновале ляжем… Да, Иван Кондратьевич? Я ж вам говорил, что они без гостей жить не могут! — Котенко лукаво подмигнул мне.

— Вчера ночевал инженер с гидростроя, — сказала Марта Андреевна задумчиво. — Проездом. Ничего за ужином не ел, только дыньку попробовал. У него плывун оказался на участке. Какой у человека может быть аппетит при плывуне?

Дочь, подперев кулачком розовую щеку, рассеянно смотрела на свет лампы.

— Научная сотрудница из Москвы неделю у нас жила, — неожиданно сказала она и придвинула мне тарелку. — Ботаник по специальности. Очень милая, знаете! Изучала степную флору и ее изменения после постройки канала. Двое ребят у нее в Москве, Николушка и Петька. Так интересно о флоре рассказывала, прямо заслушаешься…

— Да, всякие люди приезжают! — вздохнула Марта Андреевна и тоже, как дочка, подперла рукой подбородок. — На прошлой неделе женщина-врач из Сталинграда у нас две ночи ночевала. Знаменитый хирург. Можете себе представить, такие выражения у этого знаменитого хирурга, что уши вянут! «Я, говорит, люблю пользоваться русским языком во всем его многообразии». А по виду вполне серьезная женщина, в очках, даже волосы седые…

— Узнаю Раису Семеновну! — сказал Котенко, захохотав, и взял рака за хвост.

Каждый из нас уже съел добрый десяток раков, когда вдоль окон метнулся белый свет фар. С грохотом покатилось по ступенькам пустое ведро, кто-то негромко чертыхнулся, дверь распахнулась настежь.

— Приехал ваш Кузя… — пробормотала Анечка. — Радуйтесь.

В дверях стоял плечистый человек в голубой рубашке с короткими рукавами и в полотняных, изрядно измятых брюках. Лицо и руки его были почти черными от степного загара. Щеки, видимо выбритые утром, сейчас уже покрылись густой щетинкой, под глазом вздулся волдырь от комариного укуса; этот расцарапанный волдырь, похожий на синяк, придавал ему вид драчуна. Живые карие глаза в мохнатых ресницах весело блестели.

— Дивное зрелище! — закричал он с порога. — Гости есть, раки есть, пиво есть… Общее здрасьте, как говорят в Ростове! Немножко запоздал, извините…

— Где тебя носило, Кузя? — спросил Котенко, обсасывая рачью клешню. — Я ж просил диспетчера, чтоб ты позвонил…

— Не мог позвонить, брат… — виновато сказал хозяин и сел на табуретку. — Комиссия шлюз принимала.

Жена и теща, как по команде, перестали есть и обе уставились на Кузю.

— Ну, и что? — серьезно спросила Анечка.

— Все строительные работы приняли на «отлично», — сказал Кузя, широко улыбаясь, и каждая складочка, каждая морщинка на его загорелом, заросшем щетиной лице залучились простодушной, почти ребяческой радостью. — Замечательно прошла приемка! Один член комиссии так и сказал: «Хочется поздравить весь ваш коллектив с такой работой. Просто, говорит, придраться не к чему, все в ажур сделано…»

— А на седьмом участке как? — быстро спросила жена.

Кузя поднял левую бровь.

— Всыпали крепко. У них с отделкой не все слава богу, как говорится…

— Это у Селезнева, что ли? — спросил Котенко.

— Ага… — Хозяин потянулся и положил себе на тарелку помидор.

Теща молча положила ему три рака. Я заметила, что старуха отбирала самые крупные.

— А как у тебя насчет красоты? — спросил Котенко. — Без пейзажа сейчас, брат, в люди не выйдешь. Мурадьян, говорят, у себя на шлюзе такой сквер разбил, что не хуже Летнего сада в Ленинграде. А у тебя на площадке, когда я прошлый раз был, везде щепа, мусор, какие-то железяки ржавые…