Татьяна Тэсс - Хранитель времени

Коваленко как спустился вниз, так и исчез. Но все, кого встречала Милада под землей, были похожи на него — такие же неторопливые, с могучими руками, в шахтерских касках, делающих их похожими на сказочных богатырей. Удивительный душевный покой охватил Миладу в бесконечных шахтных коридорах, среди сильных, молчаливых людей. Покой и чувство торжественности оттого, что она присутствует при ежедневном таинстве благородного шахтерского труда.

…И вот снова в глаза слепяще сверкнуло летнее солнце. Отмыв угольную пыль и опять облачившись в свое платье, Милада вышла на белый свет.

Она, простилась с главным инженером и в ответ на приглашение пообещала, что обязательно зайдет к нему познакомиться с его женой и детьми. У выхода ее терпеливо ожидали все те же Зинаида и Петька, и Милада ничуть не удивилась этому. Прислонившись спинами к стене, они быстро, наперегонки, ели вишни, бросая их одну за другой в рот и ловко выплевывая черные, блестящие от сока косточки.

Зинка как ухватилась за руку Милады, так и не выпускала ее. У нее вдруг разболелся зуб, и Милада пошла с ней в аптеку и дала ей лекарство.

Потом они встретили того старичка, с которым Милада познакомилась в библиотеке, и он повел их всех к себе.

Обеденный стол стоял прямо в садике, у толстой виноградной лозы, ветви которой висели над ним, как зеленая арка, а между плоскими большими листьями и тугими, еще зелеными кистями винограда дымилось солнце. Жена старичка оказалась круглой, как мячик, седой толстушкой с веселым румяным лицом и карими глазами. Она накормила их украинским борщом, таким густым, что ложка в нем стояла, и розовой свининой, шпигованной чесноком. После обеда Милада долго рассматривала семейные фотографии детей и внуков, а старики наперебой рассказывали ей о них. Потом они снова шли куда-то по горячим от южного солнца улицам, под сквозной, легкой тенью молодых деревьев… И весь этот удивительный, жаркий день казался Миладе нескончаемым, как нескончаемой была эта длинная улица, ведущая через добрый маленький город, от человека к человеку, от сердца к сердцу, — светлая улица, по которой она шла, крепко держа легкую детскую руку.

Солнце садилось, когда Милада оказалась у Дворца культуры. Туда уже шли шахтеры. И Милада вошла в зал и села вместе с ними.

Лектор рассказывал о жизни великого композитора. Потом в зал хлынула музыка.

Когда Милада вышла на улицу, был поздний вечер.

Возле выхода под фонарем стоял Сергей. Он обегал весь поселок, разыскивая Миладу, и наконец примчался сюда. Она увидела его встревоженное лицо, поняла, как он волновался, и тут же стала смущенно оправдываться. Но Сережа только махнул рукой и сказал:

— Ну, слава богу, вы нашлись, мама Милада…

Она рассказала ему все, что увидела за день. И они пошли домой все по той же степной тропинке.

Милада слушала, что говорил Сережа, и ей казалось, что она прожила здесь не два дня, а много-много лет, полных тепла и покоя. И еще она думала, что пройдет время, она вернется к себе в Бернартов, и встанет в ее памяти эта безветренная степная ночь, треск кузнечиков, перебегающие, живые огни на вышке террикона, величавая, строгая темнота неба, предвещающая рождение новой луны.

И снова, как сейчас, она ощутит плечо Сергея рядом со своим плечом. И голоса жизни, то и дело окликающие ее в степи властной вспышкой огня, далеким говором возвращающихся домой шахтеров, лязгом груженных углем платформ, шумом бегущих по невидимому шоссе машин — все эти простые милые звуки жизни тоже прозвучат в ее ушах, точно голоса друзей, которых она нашла на земле.

Вот и все, что рассказала мне Милада Трантинова, мой дорогой друг. Я узнала все это от нее самой, когда приехала в ее дом в Бернартове.

Днем она всегда бывала занята, но по вечерам мы уходили к той сосне, под которой она когда-то учила арабский язык, или оставались у нее в саду и сидели на полянке возле старого тиса. Ласточки со свистом рассекали вечерний воздух. Было слышно, как вдали шумит трактор: это председатель Карел Дворжак возвращался с поля.

А потом мы шли в комнаты, где была прохлада и тишина. Я поднимаюсь вверх по лестнице, ожидая, что вот-вот скрипнет, словно вздохнет, деревянная ступенька и щелкнет выключатель. В комнате Милады лампа осветит стол, где тикают квадратные часы и лежат стопкой медицинские журналы, и стену, на которой висит портрет чешского учителя Яна Трантины — старого человека с седыми усами и светлыми, добрыми глазами Милады.