Татьяна Тэсс - Хранитель времени

Маленький домик за ее спиной был тих, в нем, видно, все уснули. А она все стояла, глядя в ночное небо, ощущая всей душой его величие и тишину. Наконец она закрыла глаза и тотчас же куда-то медленно и плавно поплыла, словно земля двинулась вместе с ней, как огромный корабль…

Глубоко вздохнув, Милада пошла назад к крыльцу.

И здесь она увидела, что на верхней ступеньке крыльца сидит Катя.

Она была все в том же халатике, с растрепавшимися после сна пушистыми волосами. Катя сидела, обхватив колени руками, и смотрела в темноту. На лице ее не было удивления, когда она увидела поднимавшуюся на крыльцо Миладу, и та поняла, что Катя ждала ее.

— Мама Милада… — сказала она доверчиво, и обе они не удивились, что она назвала так Миладу. — Вы, наверное, даже не догадываетесь, как я рада, что вы приехали к нам.

— Зайчонок, — сказала Милада. — Родной маленький зайчонок. Я старая женщина, я немножко знаю жизнь. И я кое о чем догадалась, можешь себе представить.

Стоя на нижней ступеньке, Милада смотрела на Катю.

Она никогда не представляла себе свою дочь, маленькую Драгомилку, взрослой. Мертвые остаются для нас такими, какими мы видели их в последний раз. Сейчас она впервые подумала о том, что Кате почти столько же лет, сколько было бы ее дочери. Она смотрела на ее тонкие плечи, на смуглые, обветренные кулачки, на каштановую прядь, лежащую на нежной шее… О чем, о чем Катя думала?

— Ну? — сказала Милада с напускной ворчливостью. — Почему же ты не спишь?

— Мне стало страшно, — тихо сказала Катя.

— Господи! — Милада в изумлении уставилась на нее. — Что случилось?

— Мне стало страшно, — повторила Катя. — Я вдруг подумала: что будет, если Сережа меня разлюбит?

Милада только руками развела.

— Почему тебе такие мысли приходят в голову, девочка?

— Мама Милада, — сказала Катя, — вы видели его сегодня целый день. Вы видели, что он все время полон чем-то, что существует для него вне дома. Сегодня он свободен, у него выходной, и все же он не тут, не с нами. Даже сейчас, когда он спит. Он никогда не бывает целиком со мной. Что мне делать, мама Милада? Я ведь вся тут, вся, без остатка. Мама Милада, вдруг ему будет скучно с нами? Я подумала об этом и испугалась.

Милада молча смотрела на нее.

— Надо уметь быть счастливой, — наконец медленно сказала она. — Сережа тебя любит, очень любит. Ах, Катя! Если бы я могла завидовать, я позавидовала бы всему — и нежности твоей, и любви, и тревоге, и даже твоим сомнениям… И тому, что вы оба молоды и, главное, вы оба живы. — Она помолчала. — Надо уметь быть счастливой, Катя…

Она положила на Катино плечо руку. Худенькое плечо доверчиво прижалось к ней.

— Ведь ты же сама так щедра, Катя… — сказала она, с тревогой и любовью вглядываясь в ее лицо. — Я понимаю: мы, женщины, любим иначе. И все же не заставляй его жить только тобой. Все равно он не сможет этого. Я старая, я все пережила, ты должна мне поверить. Сережа любит тебя, но он никогда не сможет жить только тобой. Ах, Катя, как мне тебе это объяснить?

Сила материнской жалости, сила материнской мудрости ожили в ней, словно и не затягивал их никогда горький пепел. Растерянный ребенок позвал ее в ночи, и в ней откликнулся голос матери. Она и сама не знала, как родились в ней эти слова, которые она говорила Кате, гладя ее, прижимая к себе. И Катя поверила им, поверила всем существом, потому что сама ждала и хотела этих целительных слов. Ибо пришел и к ней тот трудный женский час, когда молодая неокрепшая душа жаждет мудрой и доброй поддержки.

Долго, очень долго сидели они рядом — две женщины, старая и молодая. А в это время двое мужчин — маленький и большой — спали за стеною крепким казацким сном. Сергей дышал тихо и ровно, а Лешка сердился во сне, и ноги у него были согнуты в коленях, словно он уснул на бегу.

…И вот наконец Милада снова одна в своей маленькой комнате.

Она погасила свет и легла. В запахе чистого белья, идущем от постели, в сухой степной прохладе, просачивающейся сквозь закрытые ставни, было столько тишины, что Милада глубоко вздохнула и закрыла глаза.

Она прижалась щекой к скользкой накрахмаленной наволочке и тут же уснула, точно провалилась из бесконечной теплой тьмы в другую бесконечную теплую тьму.

И только откуда-то издалека слабо и грустно ее звал неугасающий зов воспоминаний.

Милада проснулась рано утром, но дом уже был пуст.

Сережа и Катя ушли на работу. Лешка был в яслях. В кухне на столе оказалась крынка молока, сметана, творог и записка: