Татьяна Тэсс - Хранитель времени

«Прости меня, мама, моя совесть и мудрость. Прости за все, что я не успела сделать для тебя».

Вот оно лежит передо мной — письмо, написанное в школьной тетради с голубой обложкой. Письмо, вместившее целую жизнь человека. И чем больше думаешь об этой жизни, тем сильнее потребность представить ее целиком, с ее бытом, укладом, трудностями, радостями, с ее обжитым домашним миром, в котором произошли рассказанные в письме события. Попробую пересказать эти события, воспользовавшись данным на то разрешением автора.

Итак, перед вами человек, которому исполнилось тридцать шесть лет. Зовут его Андрей Петрович, у него сын Гулька и дочь Оленька. Он женился рано, на девушке, в которую влюбился с первого взгляда, тихой, ласковой, с круглым, как булочка, подбородком. Она была смешлива, но и смеялась тихо, закрывая лицо своими маленькими руками, словно стеснялась, что смеется. Звали ее Людой, она работала медсестрой в поликлинике; там Андрей Петрович и увидел ее. Он простудился на стройке и пришел к врачу, но так и просидел, громко и хрипло кашляя, в коридоре, боясь, что, пока он будет у врача, она уйдет и он ее больше не увидит.

Через полгода они поженились.

Свадьбу праздновали в квартире Людиных родителей, праздновали три дня, за столами тесно сидели незнакомые Андрею Петровичу люди, ели, пили, произносили тосты, опять ели и пили, а ему было жарко, тягостно, неудобно и хотелось встать и уйти вместе с Людой куда глаза глядят. Сам он вырос в детском доме, и из всей родии у него была только глухая тетка в Ржеве, да и та, стесняясь своей глухоты, на свадьбу не приехала, хотя племянника очень любила и гордилась, что он инженер, Андрей Петрович жалобно поглядывал на жену, она успокаивающе касалась его руки, и от одного прикосновения ее легких чистых пальцев на душе у него теплело, и он был готов все вытерпеть, лишь бы она была рядом.

Родители Люды настояли на том, чтобы молодые поселились у них, а не снимали комнату, как он хотел. Но зятя они не любили, и он это знал.

Иногда вечером, перед сном, он слышал сквозь тонкую дверь, как они его обсуждали.

— И что в нем Люда нашла? — говорила мать, громко зевая. — Тощий, как жердь, ни представительности, ни осанки. Одеться по-людски — и то не умеет: ходит в каких-то куцых куртках… Только и радости, что не пьет.

— Нету в нем пружины, нету, — вздыхал отец. — Конкретно: к повышению жизни не стремится, вот в чем проблема. Так и будет всю жизнь по стройке бегать. Людка радуется, что его на работе хвалят, а что с тех похвал? С них шубы не сошьешь…

Люда тихонько смеялась и шептала мужу:

— Не огорчайся, Андрюша, это они просто так. Самое главное, что мы любим друг друга…

Когда он шел с работы домой и видел в окне их комнаты свет, он уже не шел, а бежал, задыхаясь от радости. Никто не был ему так близок и дорог, как эта маленькая тихая женщина, ее голос, ее легкие руки в золотых веснушках…

— Ты потому, наверное, такой ласковый, что сиротой вырос, — говорила она ему удивленно. — Не знал в детстве материнского тепла. А теперь у тебя все есть, Андрюшенька…

И у него действительно было все: любовь, тепло, забота. А когда появился на свет Гулька, прибавилась и отцовская гордость.

Теперь они мечтали о дочке.

Но Гулька рос. Гулька уже пошел в первый класс, а дочки у них все не было. Это оказалось единственной их печалью. И наконец настал день, когда Андрей Петрович, испуганный и счастливый, отвез жену в родильный дом.

В тот день он видел ее последний раз.

Люда умерла от родов. Гульке тогда было девять лет.

После похорон жены Андрей Петрович пришел в родильный дом, чтобы взять оттуда своего ребенка. Я читала письмо, где он рассказывал об этом, и вдруг явственно увидела многолюдную улицу, тяжелую дверь с матовым больничным стеклом и одинокого человека, который выходит из вестибюля на улицу, держа туго спеленутое одеяльце, откуда глядит красное, насупленное личико его дочери, родившейся на свет сиротой. Вокруг звучат веселые восклицания, молодых матерей встречают с цветами мужья, суетятся счастливые бабушки и дедушки… Он идет один, окаменев от горя, с безжизненным, как у слепого, лицом, и несет ребенка в свой опустевший дом.

Ему казалось, что он несет вместе с дочерью ее судьбу, за которую отвечает он один. И за Гульку, что ждет их в доме, тоже отвечает он один. Для родителей Люды он сейчас лишь постылый жилец, отрезанный ломоть. Еще никогда он не испытывал такого безмерного одиночества.