Татьяна Тэсс - Хранитель времени

Тетя Феня, уставившись на колонну, шумно вздохнула и поправила платок. И Литошко, поглядев на седенькую буфетчицу, вдруг с необычайной ясностью ощутила: как близок, как невероятно близок час прощанья!

Еще несколько дней — и весь отряд строителей, от тети Фени до нее, Литошко, в последний раз пройдет по блистающим просторам и отправится на стройку новой станции.

И там все начнется сначала.

Вода и глина, прорезиненная одежда и высокие сапоги, первые метры проходки, первое узнавание особенностей грунта, капризов подпочвенных вод, всего того, что до удивительности неповторимо на каждой новой стройке и что предстает перед строителем как суровый и изменчивый лик природы.

И снова будет день, который назовут днем рождения шахты и по старой, доброй метростроевской привычке будут отмечать в особом календаре.

И снова узнает сердце строителя волнение и гнев на природу, когда на участке вдруг обнаружится коварный плывун.

И снова — в который раз — переживет это сердце удивительное чувство при виде первых, едва проступающих контуров будущей станции…

А потом, на уже готовую, законченную станцию опять придет начальник и будет чего-то от нее, Литошко, требовать, а чего — и представить себе сейчас нельзя, ибо ведь каждый год приносит что-то новое.

Она, вероятно, опять станет спорить с ним, но потом согласится и, вздыхая и сердясь, все же сделает то, о чем он просит, потому что этот еще неизвестный, никогда не виденный ею начальник, наверно, как и краснощекий упрямый Костиков, будет просить справедливо и для дела…

Это будущее встало перед глазами Литошко.

И так знакомо и дорого было ей это виденье, такой оно было исполнено живой и теплой силы, что она ощутила его, как дуновение счастья.

1952

Ночи уже были по-осеннему свежие, и Леля, стоя на аэродроме, продрогла. Она усадила пассажиров, отлетающих в Хабаровск, и, как делала обычно, подождала, пока тяжелый самолет, подпрыгивая, побежал по бетонной дорожке. Вначале он был хорошо виден, освещенный белым жестким лучом прожектора, а потом сразу исчез, словно нырнул в темноту, и только подвижной цветной огонек, зажегшийся на краю небосвода, мерцал слабо и нежно, как бы говоря о рождении новой звезды.

Величавый, нескончаемый рокот самолетов лился с ночного неба. Самолеты были невидимы, движение их можно было угадать лишь по бортовым огням, плывущим среди ночных светил. У самых Лелиных ног в сухой траве вдруг страстно и торопливо затрещал кузнечик. Даже гул машин не мог его заглушить; это был голос осени, голос степи, слушать его почему-то было тревожно и немного грустно.

Издалека потянуло запахом сухих трав, и от этого запаха, смешавшегося с металлическим дыханием бензина и машинного масла, смутное чувство беспокойства в Лелиной душе усилилось.

Уже четыре дня она не видела Андрея Петровича. Он работал на аэродроме механиком, и его дежурства совпадали с дежурствами Лели. Они иногда уезжали после работы вместе, на одном и том же автобусе, а последнее время Андрей Петрович стал ожидать Лелю у выхода.

Но вот уже четыре дня его не было. После работы Леля стояла почти час, пропуская один за другим автобусы, надеясь, что, быть может, Андрей Петрович задержался и сейчас появится. Она стояла на ступеньках возле той же колонны, где обычно виднелась его высокая, долговязая фигура в короткой кожаной курточке, и терпеливо ждала. Так было и в прошлый раз. Утро выдалось розовое, пышное, все в позолоте и пухлых облаках. Леля устала после ночного дежурства, ей казалось, что она бледная, некрасивая, а нос и подбородок у нее, наверно, посинели от свежего ветра… Но она не могла заставить себя уйти.

Андрей Петрович так и не пришел.

Все это Леля вспомнила сейчас, на ночном, обдуваемом ветром поле. Кузнечик продолжал трещать изо всех своих маленьких сил, словно торжествовал, что он слышен в этом просторе, полном ночных шумов и шелеста ветра. Проехала заправочная машина, потом не торопясь, вразвалку прошел бортмеханик с машины «сорок два восемнадцать»… Из глубины летного поля, словно из погреба, потянуло колючим, влажным холодком. Огромное осеннее небо мерцало и переливалось над полем. Леле стало холодно. Она быстро пошла через поле к зданию аэропорта.

Большой зал был залит ярким светом. На скамейках сидели пассажиры. Леля работала в аэропорту несколько лет, но до сих пор, как в самые первые дни, с любопытством и интересом разглядывала пассажиров, стараясь угадать, в каком направлении летит каждый из них.