Татьяна Тэсс - Хранитель времени

Когда учительница ушла, Кожедуб остановился посреди комнаты и потер кончик носа. Это был признак того, что он недоволен собой.

Он не хотел сегодня оперировать. Вчера вечером у него впервые был сердечный припадок. Он сделал себе инъекцию камфоры, и стало легче. Но страх смерти, тень этого глухого, тревожного, никогда ранее не испытываемого им чувства остались в душе и сейчас.

Всю жизнь он был здоров и крепок, как дуб. Он работал легко и очень много, любил самый процесс работы, страстную увлеченность ею… Голова его всегда была полна планов, замыслов, он умел осуществлять их и, закончив одно, тут же задумывал что-то другое. И ему уже казалось, что интересней, важней и значительней этой новой работы у него не было в жизни. Наконец он видел свой замысел воплощенным, и опять в его голове теснились новые идеи, новые проблемы, самые разнообразные — от разработки очередной восстановительной операции до детально продуманного проекта детского санатория, проекта, который он предлагал на сессии городского Совета. Он произносил с трибуны сессии громовую речь; добивался решения о постройке санатория; начинались бесконечные обсуждения с архитекторами, споры о балконах и соляриях, о планировке и освещении. В разгар спора он мог вдруг посмотреть на часы и сказать: «Виноват, в восемь часов концерт: исполняют «Реквием» Моцарта. Этого, знаете, пропустить нельзя!..» и ехал слушать Моцарта.

Он все успевал делать и, будучи по самой своей природе великолепным организатором, никогда никуда не опаздывал. Вместе с женой, Анной Петровной, он жил в светлой веселой квартире при клинике. В этой квартире всегда кто-то гостил или ночевал, всегда кипел высокий самовар с белыми ручками, а в огромном, похожем на орган, буфете стоял старинный графин с крепкой наливкой, на дне которого топорщил крылья стеклянный петух. Не было, кажется, во всем Союзе хирурга, который, побывав в Москве, не вспоминал бы потом кожедубовского петуха.

Возвращаясь домой из клиники, Кожедуб стыдливо говорил: «Ну, прикорну на пять минут», — и спал ровно час крепким казацким сном. Потом вставал, розовый, с измятой от подушки щекою, садился за старое ореховое бюро и работал. В это время все в доме говорили шепотом. Но когда он выходил после работы в столовую, там уже за столом сидели гости, и Анна Петровна, которая в день прочитывала не менее пяти газет, вполголоса обсуждала международные дела.

Кожедуб садился, и начинались разговоры о науке, бесконечные увлекательные споры…

Так шел день за днем, и Кожедубу все казалось, что самое главное еще впереди; в голове его теснились новые замыслы; он ощущал, что только сейчас к нему пришла настоящая зрелость, радовался ей, радовался тому острому внутреннему зрению ученого, которое по-новому открывалось в нем.

И вот сейчас вчерашний припадок грозно вторгся во все его планы, намерения, замыслы. Подумав о смерти, он ощутил ее как несправедливую помеху, как жестокую силу, встающую на его пути.

Он заставлял себя забыть о сердечном припадке. «Ерунда, случайное явление!» — говорил он себе с некоторым раздражением. Но все же он был врачом и прекрасно понимал, что это совсем не ерунда. Ему было далеко за шестьдесят, и он знал, что такой припадок — это только начало, «первый звонок», за которым может последовать многое другое, о чем ему не хотелось думать.

Первые годы своей врачебной работы Кожедуб был обычным хирургом. Он занимался хирургией с увлечением, его привлекали радикальность и точность оперативного вмешательства; он считал хирургию самой могучей и самой бесспорной областью медицины.

Но постепенно он начинал испытывать неудовлетворенность.

Он видел, что слишком часто операции сопутствует увечье. Для того чтобы спасти человеку жизнь, приходилось идти на жертву: удалять орган или его часть. Хирург сохранял человеку жизнь и вместе с тем делал эту жизнь неполноценной. Кожедуб иначе представлял себе долг хирурга. Хирург должен уметь вернуть оперированному органу его нормальную функцию. Хирург должен не просто возвращать человека к жизни: он должен возвращать человеку жизнь со всеми ее радостями. Увечащей хирургии должна сопутствовать ее старшая сестра — хирургия восстановительная.

Кожедуб продумывал восстановительные операции. С проницательностью ученого и скрупулезностью ювелира он разрабатывал тончайшие хирургические вмешательства. Он делал восстановительные операции на сердце и легких, на пищеводе и нервах. Он удлинял и исправлял конечности; он пересаживал одну вену в другую, бесстрашно разрезая самый крупный сосуд человека, несущий всю венозную кровь к сердцу. Как скульптор, он мог сделать человеку взамен изуродованного уха новое, бережно повторяя каждую извилину, каждую линию ушной раковины.