Василий Золотов - Земля горячая

— Не тяни, Сашка! Эти детали нас не интересуют!

— Тоже мне «детали»! Ничего вы не понимаете. Слушайте, раз уж взялись слушать! А то рот закрою — и слова не вытянете. Так вот, дня три тому назад лежит наш Толька беззаботно на койке. Игорь ему записочку приносит. Толька развернул листок, а там — «Люблю…». Прочел, спрятал записку, а потом поднял на нас глазищи и говорит:

— Шуточки шутите все? Разыгрываете? Смотрите, как бы не осечься!

А вчера Рая сама улучила момент и сунула в карман его куртки вторую записку. Это мы ее настроили: куй железо, мол, пока горячо! Ну, прочел Толька и вторую записку. И что же вы думаете — опять дьяволом на нас смотрит. Привык к нашим хохмам и не верит, что пишет ему Райка. А сегодня после работы мы с Игорем привели к нему Райку — пусть объяснятся… Он нас с Игорем, между прочим, немедленно выгнал… Вот мы с Игорем и думаем — самый сейчас момент свадьбу устроить.

— Ну а как у тебя с Аллой? «Просто так» или серьезнее? — спросила я.

Сашка неожиданно разозлился:

— Да уж не так, как у тебя с Пересядько! Я человек вполне серьезный, а ты дура!..

Шура расхохоталась. Потом сказала:

— Ты, Сашка, не горячись. Вам с Аллой надо как следует подумать о своих отношениях.

— Это наше личное дело, — высокомерно сказал Сашка и гордо направился к двери.

Посидев еще немного у Шуры, я вышла на улицу.

Было совсем темно. Только «Богатырь» сверкал огнями вдали. Я снова иду мимо домика, В одном из окон яркий свет. Наверное, девочки или сам Степанов читают. Степанов… Что я знала о нем? Да ничего! И я решила сейчас же зайти к Бакланову.

Александр Егорович, видно, был очень занят. Вокруг него горой возвышались папки, кучи бумаг, какие-то ведомости. Выглядел он очень усталым. Мне не хотелось мешать ему. Но он усадил меня и заставил выложить все о Степанове.

— Я, Галя, — сказал он, выслушав меня, — сам давно приглядываюсь к нему. Верю — будет достойный член партии. Но это хорошо, что ты первой поговорила с ним. Вот смотри — уймища работы. До всего руки не доходят…

Вернулась к себе, прилегла на койку и снова почувствовала мягкий толчок. Заложив руки под голову, не зажигая света, я думала о нем — о ребенке.

С того дня, как Шура рассказала о домашнем «клубе», мне очень захотелось узнать, о чем же говорят усть-гремучинцы, сидя на лавочке возле барака. У дома, в котором живу я, тоже стоят три скамейки. Они всегда заняты. Приходят сюда люди подышать свежим воздухом, спеть вечерком песню, узнать «последние известия» и просто встретиться друг с другом, поговорить по душам, потому что одному тесновато в доме, хочется выбраться «на народ». Выходных в наших «клубах» почти не бывает.

Как-то, поужинав, я вышла из дому. На средней лавочке, под самым моим окном, сидела Шура, бабушка Бакланова, Лена Крылова, Дуся. А справа от них, над океаном, протянулась длинная и тонкая, похожая на морскую водоросль, полоса тумана.

Кипучая жизнь порта доносилась к нам приглушенным воем судовых сирен, музыкой. Стивидор в кругу женщин перечислял, какие товары сегодня выгружали на причалах потребсоюза.

Я подошла к скамейке, где сидела Шура, и, чуть потеснив остальных, устроилась возле нее. Приняв очередного «пассажира», «клуб-корабль» наш поплыл дальше по волнам неторопливой беседы…

— Тяжеленько жить стало, — вздохнул кто-то. — Квартир до сих пор нет, питаемся консервами да оленятиной… Надоело!

Немедленно вмешалась Шура:

— «Квартир нет»!.. Восемнадцать многоквартирных домов за последние месяцы сдали, гастроном, школу портовики получили.

— Нет, что ни говорите, а нет мер и границ этому самому «каждому по потребности», — горячо сказала Лена. — Человеку сколько ни дай, он все равно еще попросит.

— А вот мы сейчас и прикинем, есть ли граница человеческим желаниям и потребностям, — сказала Шура. — Допустим, вошли мы с вами в универмаг. Что бы вы в первую очередь купили?

— Я б коляску своему мальцу, — вздохнула Дуся.

— А я — стиральную машину, — сказала бабушка Баклановых.

— Нет, без стиральной машины я пока обойдусь, а вот холодильник…

— Мне бы приемник «Латвия»… — мечтательно сказала Лена.

— А я бы взяла набор пластинок, люблю Чайковского… — И Шура, вздохнув, продолжала: — Ну, пойдем дальше, скажем, в косметический отдел. Что вам по душе там?

— Мне бы духи «До-ре-ми», — покраснев, молвила Лева.

— Вот духи-то мне ни к чему! — добродушно улыбнулся стивидор. — Пусть «До-ре-ми» хватает кто-нибудь другой.