Василий Золотов - Земля горячая

Судили меня, пять лет дали. Срок я свой отбыл честно, а глупости той до сих пор не могу простить себе. Как в армии говорят, самоволка… У каждого человека в характере твердая пружина должна быть, иначе… Шрам у меня на лбу остался, сами видите, давным-давно затянуло его, но вот другой шрам… тот, который на сердце, до сих пор тревожит… Подрастают дочки, в комсомол вступать будут — что они скажут об отце?..

— А вы хотели бы вступить в партию? — спросила я.

— Я?!! В партию? Да вы что?.. Эх, Галина Ивановна, нашли над кем смеяться… — Шрам на лбу Степанова посинел. — Ведь в партию рекомендовать положено, а кто за такого, как я, поручится?

— Я поручусь, я дам рекомендацию! Да и Бакланов — тоже! — горячо сказала я. — Честное слово, я рада, что вы такой, какой есть: откровенный, сомневающийся. И еще я рада тому, что вы не поспешили амнистировать свою совесть.

— Галина Ивановна!..

Я прервала его:

— Насчет рекомендации обязательно буду говорить о Баклановым.

Степанов порывисто встал, не зная, что сказать. Видно было, как он взволнован и даже растроган. Наконец не сказал, а прошептал:

— Спасибо, за все спасибо, Галина Ивановна!..

— Хорошо, что успокоили его, а то ведь извелся весь от дум и нас извел, — сказала, провожая меня, жена Степанова и тяжело вздохнула.

Попрощавшись, я вышла из дому и тут же встретила дочек Степанова: тонкие, как лозинки, глаза степановские, серые, умные.

…У Шуриного барака на лавочке сидели люди. Шуры среди них не было. Она оказалась дома — задумчивая, грустная. В глазах ее блестели слезы.

— Что случилось, Шурочка? — встревоженно спросила я.

— На душе, Галина, тяжело. Лилька написала заявление в партбюро, и уже заведены два персональных дела.. Понимаешь, два!.. О моральном разложении коммунистов Воробьевой и Минца…

— А что говорит Александр Егорович?

— Разбираться будут. А в чем разбираться? Мы любим друг друга, любим давно. И вдруг все пойдет под откос? Всему конец? Нет, нет, это невозможно! Я имею, имею право на Евгения!

Глотая слезы, Шура смотрела в окно. Оно выходило на берег океана. Океан глухо шумел; по догоравшему вечернему небу грозно мчались фиолетово-черные лохматые, тучи.

— Галка, ты молодец! Ты поступила совершенно правильно, порвав с Пересядько. Но разве Евгений не имеет права сделать так же?

— А что он говорит?

— Ему тяжело. Он просит меня уехать с ним, уехать куда угодно.

«Жить здесь теперь невозможно» — так он сказал мне сегодня.

— И ты…

— Я сказала, что это будет трусостью. Отсюда я никуда не уеду! И вообще, от собственной совести не спрячешься.

«От собственной совести»… Я рассказала Шуре о Степанове.

Она невесело усмехнулась:

— Мне все это давно известно. У тебя, Галка, ей-богу, глаза подернуты пленкой. Плохо ты еще знаешь людей. Вот хотя бы жена Степанова… Да если хочешь, она подвиг совершила, настоящий подвиг! Она же просто ангел-хранитель Степанова!

— И как ты все узнала?..

— А ты видела возле барака людей? Так вот, это наш «клуб». И к этому самому «клубу» не грех прислушиваться — много интересного можно узнать. Жена Степанова, оказывается, три раза была у него в колонии, сердцем болела за мужа, а теперь вот приехала к нему с детьми на край света. Замечательная женщина! Эх, Галка, Галка, а ведь ты чуть ли не год считаешь этих людей своими подшефными. А что ты знаешь о них? Взять хотя бы Кириллова. Да он сейчас готов не знаю что сделать с проходимцем Карпухиным. А ты помогла Кириллову схватить за руку этого усть-гремучинского «благодетеля»?

Да, Шура, конечно, права, ничего не скажешь.

— Вот ты мучаешь Игоря, — продолжала она, — а ведь знаешь его давно, любишь его. В чем же дело, скажи?

— Все это не так просто, Шура…

— «Не так просто»… Да это же счастье, Галка, — вы любите друг друга по-настоящему. А ребенок… я бы многое отдала теперь, чтобы стать матерью! И сейчас жалею, что ты не смогла тогда уговорить меня…

Я не успела ей ответить, как ввалился Сашка Полубесов.

— Здорово, миледи! Я вот начальство ищу. И куда все подевались?

— Да они в районе…

— Ну и бог с ними! Галина, а ты какими судьбами? Что-то к нам редко заглядываешь.

— Садись, Сашка, — сказала Шура. — Тебе, наверно, Евгений нужен?

— Да. Хочу отпроситься на завтра. Мы тут с Игорем свадебку одну проворачиваем!

— Свадебку? — вскричали мы в один голос — Ну-ка, выкладывай!

— Ладно уж, так и быть, расскажу. Хотя учтите — сие пока глубокая тайна, — ухмыльнулся Сашка. — Значит, Райка Аникина, крановщица… Да вы ее знаете! Так вот Толька наш понравился ей. Ну а Толька тоже влип. Но — робеет, трусит, одним словом. Он же при девчатах рта не может раскрыть. Ну, мы с Игорем и постарались поставить Райку в известность насчет Толькиного характера. А Райка деваха веселая, резвая, красивая. Но молода слишком. К тому же заноза — не приведи бог! Подтрунивает над Толькой, а тот тушуется, словно девица, краснеет, когда Райка на него смотрит…