Константин Лагунов - Начнем сначала

— Н-ну… — замялся Славик.

— Зеленый еще, — поспешил с оправданием Антуфий.

— Что такое деньги? — невесть кого спросил Андрей, и все почтительно затихли, глядя на него. Андрей же долго молчал, снимая вилкой с шампура кусок жареной оленины. — Призрак. Мираж. К которому всю жизнь тянется слабый человек. И чем ближе тот призрак, тем недосягаемей. И чем больше в твоих руках богатства, тем больше его не хватает. Смешно подчинять жизнь погоне за миражем…

— Ну, а так вот… так… — Славик засмущался, боясь прямотой обидеть новых друзей и не находя обходных, обтекаемых фраз.

— Ты хочешь сказать «так опускаться на дно»? — поспешил помочь ему Андрей.

— Да. То есть… Не совсем… Зачем тогда работать? Зачем зарабатывать?..

— Мы — не бичи, — горделиво изрек Антуфий. — Живем своим трудом. И в общую казну — государству и обществу — даем свой посильный взнос…

— Не торопись, — Андрей успокаивающе погладил Славика по руке. — Все — впереди. Прозрение и разочарование Обольщение и печаль мудрости. Оно придет. Своей чередой. Только наблюдай и думай. И главное — не лукавь. Не фарисействуй. Прежде всего с собой не фальшивь… Пожуй-ка вон бруснички, а мы пока подзакусим. Самое время…

Теперь все трое аппетитно и громко поедали остывшую похлебку и шашлык. Ели аккуратно, умело пользовались и вилками, и ножами. «Андрей научил», — почему-то решил Славик, глядя, как Ерофей уверенно орудует ножом и вилкой, которые в его огромных ручищах казались миниатюрными и хрупкими.

Потом пили крепчайший чай, который источал удивительный запах каких-то трав. К чаю Дуся принесла варенья из морошки, брусники и клюквы. Оно было свежим, вкусным, душистым, доселе не пробованным Славиком, и, поощряемый Дусей и мужчинами, парень ел и ел, не переставая в то же время чутко прислушиваться к застольному разговору. А поощренные его интересом и вниманием, Антуфий и Ерофей поочередно исповедовались, припомнили свое доерудейское житье-бытье, поведали о том, почему и как оказались в Ерудее, на этом контрольно-усилительном пункте связи между столицей государства и далекими приполярными городами. Ерофей и Антуфий пространно излагали свои взгляды на жизнь, на собственное место в ней. И только Андрей молчал. Ягодка по ягодке клал в рот сочную янтарную морошку и неторопливо запивал чаем…

Разошлись далеко за полночь, в десять рук убрав со стола и перемыв посуду.

Славик уснул мгновенно.

А на рассвете его разбудила Тишина…

Эти рентгеновские снимки неопровержимо доказывали, что два стыка на трубопроводе сварены с грубыми, недопустимым браком. Снимки с утра лежали на столике в балке-конторке бригадира Кабанова, и каждый, посмотрев, мог убедиться в подлинности вины электросварщика Дмитрия Афанасьевича Сивкова. Тот, пожалуй, последним узнал о беде и появился в балочке бригадира, когда там уже собралась почти вся бригада.

— Ну что? — с плохо скрытым злорадством, лишь вполсилы своего недюжинного голоса проговорил Кабанов, едва Сивков появился в конторке. — Не я ли уговаривал тебя, Дмитрий Афанасьевич? Не гонись за рекордом, давай качество. Не водосточные трубы варим — газопровод. Вот они и вышли боком, твои девять плетей. И бригаду осрамил, и СМУ — подножка. Ре-кордсмен!..

Чуть пригнул голову Сивков, сразу став еще ниже и как будто невесомей, и медленно пошел к столу по живому коридору, разом образовавшемуся в толпе рабочих. И пока он неспешно и невесомо вышагивал, одолевая шестиметровое расстояние, Кабанов успел выговорить целое обвинительное заключение по делу электросварщика Сивкова.

— Если бы мы клюнули на твою наживку? В полтора раза подняли бы производительность, и каждый четвертый стык — бракованный! Не гонись за славой! Она сама найдет достойного… — Прокашлялся. Встал. Тяжеловесной глыбой навис над согбенным Сивковым. — Теперь что прикажешь? В нашем деле спех — на смех. По количеству ты скачок совершил — точно! Да только летел юзом — приземлился пузом…

Недружный, негромкий, не очень веселый хохоток покатился по конторке. Но вот Кабанов сам захохотал, и его громовое «Ха-ха!» рабочие подхватили и грянули во всю мочь, оглушив, прибив Сивкова. До боли стиснув кулаки, Дмитрий Афанасьевич еще ниже пригнул лысеющую голову.

— Вот полюбуйся… — Кабанов небрежно подал снимки. — Два стыка. Рентген, брат, не соврет. Его никакими посулами выдающихся рекордов не улестишь… — Длинно вздохнул. Выдержал скорбную паузу и вроде нехотя, поперек своему желанию, вынес приговор: — Придется тебе, Дмитрий Афанасьевич, из бригады… Поваришь металлоконструкции. Руку поднабьешь, глаз навостришь да и заодно обдумаешь, что к чему. Через полгодика просись на трубу. Возьму. С испытательным сроком, конечно…