Яков Липкович - И нет этому конца

— Може, доведеться, товарищу лейтенанте, побуваты колысь у наших краях, заходьте до нас у гости. Ох и попьемо горилкы! — мечтательно произнес он.

Я притянул его к себе, чмокнул в висячий пшеничный ус.

Следующий — Козулин.

— Простите, товариш лейтенат, если я что не так. Я еще в первую мировую был вчистую освобожден, — сказал он мне. Его глаза — большие и неподвижные — смотрели на меня своим обычным невидящим взглядом. Я думал, что мы ограничимся рукопожатием, а он вдруг поцеловал меня прямо в губы.

Терпеливо дожидался своей очереди Витя Бут.

Стоило ему заменить старую пилотку новенькой, со звездочкой, а на плечи накинуть солдатскую шинель с погонами, как он стал похож на остальных бойцов.

Я шагнул к нему, подал руку.

— Ну, Витенька, духом не падать!

Сказал и сам удивился: почему он должен падать духом, если я перевожусь в другую часть? Так ли я ему необходим? А может быть, я успокаивал самого себя?

Он же ответил, как мне показалось, благодарной улыбкой…

Последним был Лундстрем. Я нисколько не сомневался, что через два-три дня мы бы стали большими друзьями и наше расставание было бы куда теплее. Но в настоящее время мы с ним прежде всего высокие договаривающиеся стороны. Я сдал взвод, он принял. Правда, в отличие от меня, он весь в заботах. Сейчас он не знал, что делать с лишними комплектами обмундирования. То ли сдать их на склад, то ли оставить у себя — а вдруг вернется заболевший Зюбин и появятся новые гражданские санитары? И все-таки он на минутку отвлекся от своих мыслей и взволнованно пожелал мне остаться живым и невредимым. Я пожелал ему того же…

— Через три минуты отходим! — напомнил голос с берега.

— А старшина где? — спохватился я.

Все санитары одновременно повернули головы к лугу. Саенков стоял, уткнувшись взглядом в свежий холмик.

— Ваня! — позвал я.

Он не спеша отошел от могилки.

— Побежали! — заторопил я его. — А то на паром опоздаем!

Орел подал мне тяжеленный узел с обмундированием для первого отделения. Меня сразу же перекосило на один бок.

— Товарищ лейтенант, дозвольте я вам допоможу! — подскочил ко мне Витя Бут.

Вдвоем мы легко донесли ношу до парома…

И вот транспорт отвалил от берега и под убыстрявшееся тарахтенье двигателя катера заспешил навстречу нашей судьбе.

Взбираясь по косогору, то и дело оборачивался и махал нам рукой Витя Бут…

А вдалеке, на пригорке, стояли и глядели нам вслед остальные санитары…

Первым потерял интерес к левому берегу Иван. Молча перебрался на нос.

Взглянув в последний раз на маленькие фигурки моих бывших подчиненных, я последовал его примеру…

Правый берег встречал нас близким грохотом орудий. Воздух был густо пропитан едким запахом гари. В низких полосах дыма быстро заваливалось по ту сторону круч огромное осеннее солнце. Словно и его в конце концов подбили и подожгли неприятельские снаряды…

Надвигался шестой день моей фронтовой жизни…

— Ну что, проявим бдительность? — спросил Крашенков у Рябова, метнувшись в одном нижнем белье к двери.

— Не надо… Старуха еще должна зайти, — хмуро подал голос с полу старшина. Сидя на носилках, служивших ему постелью, он, весь натужившись, стягивал с себя щегольские, в обтяжку, сапоги…

— Тогда сам запрешь! — сказал Крашенков и поспешил в кровать. Быстро забрался под одеяло и, поправив жиденькую подушку, под которой во всех подробностях прощупывалось стальное тело автомата, аккуратно уложил на нее голову. В таком положении ему предстояло спать всю ночь. Но он уже к этому за три дня приноровился.

Затем, лежа на боку, он с улыбкой наблюдал за старшиной, который все еще возился со своими шикарными хромашами. Самым комичным было то, что это повторялось из вечера в вечер. Вот Рябов стянул наполовину один сапог. Посидел, отдышался. Принялся за второй. Опять долго пыхтел и покряхтывал. Наконец сапог начал поддаваться. Но дотянул он его тоже только до половины. Сейчас сапоги свисали с обеих ног и волочились по земляному полу.

Некоторое время он сидел молча, потом разом поднял обе ноги и жалобно попросил:

— Товарищ лейтенант, помогите…

— Сам, сам, — безжалостно ответил Крашенков.

Тогда Рябов встал, одним спущенным сапогом наступил на другой и, придерживая его так, изо всех сил рванул вверх. Второй сапог он снял таким же живодерским способом.

— Чего смеетесь? — сердито бросил он Крашенкову.