Василий Шурыгин - Октябрьские зарницы. Девичье поле

— Заповеди нового завета! — хохотнул во все свое медвежье горло Овсов. — Сразу видно, что духовную академию окончил.

Жарынин стукнул костылем о пол:

— Очень мелко, Овсов! Даже от тебя такого не ожидал!

Ветлицкий отмахнулся как от налетевшего на него столба мошкары и продолжал:

— Самое, по-моему, главное, товарищи, приучать детей к труду — игре, а молодежь к настоящему физическому труду взрослых. Физический труд, вы все это прекрасно знаете, важен тем, что он мешает уму праздно и бесцельно работать…

Северьянов внимательно слушал Ветлицкого. Вспомнилось выступление Ленина на учительском съезде-курсах и как он, Северьянов, сразу же почувствовал тогда во всей своей силе и правде воплощенные в Ленине и стройность великих мыслей, и гармонию духа.

У кафедры, загораживая собой свет из окна, стоял уже Демьянов, высокий, хорошо сложенный, в чистой, непомятой, как у полкового писаря, солдатской шинели.

— М-да-а-а! — выжал из себя наконец Демьянов. — Начнем хотя бы с того… Вот тут Овсов упрекнул Северьянова в хитрости, а именно, что будто бы Северьянов умышленно опустил высказывания авторитетных большевистских руководителей о новой школе. Я не разделяю этого мнения. Северьянов, по-моему, просто не знал о существовании таких высказываний.

Сознавая, что он удачно начал свою речь, Демьянов посмотрел через плечо на Иволгина, который с учтивой благосклонностью кривил губы, чтоб лучше видеть кончики своих усов. Демьянов воспринял это как хороший признак, что его учитель вполне доволен своим учеником. В зале поднялся шумок. Жарынин бросил в сторону президиума:

— Крепись, Северьянов!

Оратор боковым невозмутимым взглядом свысока посмотрел на Жарынина и, придавая каждому своему слову гораздо большее значение, чем оно заслуживает, продолжал:

— Разрешите мне, уважаемые коллеги, также усомниться и в том, что о принципах единой трудовой школы Северьянов нас полно информировал.

— Он же зачитал текст программы! — вскочил со своего стула Барсуков. — Какого дьявола тебе еще надо?

— Никто не может поручиться нам за то, — невозмутимо продолжал оратор, — что докладчик, комментируя текст программы, в экстазе своей веры в каждое ее слово не мог упустить значительную часть материала. Он, по-моему, обязан был размножить программу и раздать ее нам заранее, как поступила Зинаида Григорьевна со стенограммой первого съезда учителей-интернационалистов. — Демьянов учтиво поклонился Хлебниковой. — Мы бы обстоятельно, пункт за пунктом исследовали программу, и тогда состоялся бы совершенно другой разговор.

Северьянов пытался усмешкой прикрыть закипавшее в нем бешенство: «Лезет, подлец, в каталожные ученые!»

— Товарищ председатель! — крикнул, сердито улыбаясь, Ипатов. — Прекратите эту бухгалтерию, заставьте Демьянова говорить по существу! Как он думает претворять в жизнь новую программу? — Ипатов терпеть не мог «ровного и тонкого дипломата», как он окрестил Демьянова недавно в общежитии.

Демьянову говорить не дали, и он оставил кафедру. На его место поднялся Барсуков. С кафедры в зал, как раскаленные докрасна камни, полетели слова:

— О таких учителях, как Овсов, Демьянов и им подобных, надо, товарищи, наконец решать вопрос коротко, ясно и прямо. Тянут они нас назад к кадету Мануйлову и среди колеблющихся разжигают контрреволюционные страсти.

— Это Демьянов-то разжигает?! — хохотнул раскатистым басом Жарынин.

— Ну, не разжигает, так исподтишка капает, словом, разводит плесень, — поправился, улыбаясь, Барсуков. — От подобных Демьянову и Овсову нам, товарищи, пользы не будет: они способны только окислять и покрывать все ржавчиной! — И вдруг, обратившись к вожаку левых эсеров, грубо отрезал: — А ты, Овсов, хоть голова у тебя и большая, а… ты, Овсов, оставь эту свою гробовую демагогию и смертью нас не пугай! Она мимо нас со свистом не раз пролетала. Мы эту демократку не хуже тебя знаем. — Барсуков передохнул. — Я, товарищи, предлагаю категорическую проверку и немедленное переизбрание всех учителей до начала учебного года… вот и все! — Барсуков так же энергично, как взошел на подмостки, сошел вниз и сел на свое место в средних рядах зала.

Иволгин предоставил слово Жарынину.

— Разрешите мне, товарищи, говорить с места! — Жарынин положил костыль на освобожденный им стул. — По-моему, надо прибавить несколько часов на физкультуру и военное дело, потому что нашей молодежи грудью придется отстаивать Советскую власть! Все!