Василий Шурыгин - Октябрьские зарницы. Девичье поле

— Наши вон стучат, ну и… я… — объяснил он.

— Подстукиваешь, значит! — строго посмотрел в давно небритое лицо эсера Северьянов. — В нашем кавполку, батя, писаря-нестроевщина тоже вот так подстукивали их благородиям господам офицерам.

— Строевик я, с фронту. Про Ленина у нас разно бают.

— А ты самого Ленина в оба уха сейчас слушай, а про байки забудь!

Не скоро угомонились эсеры, но все-таки угомонились. И зал с прежним напряженным вниманием снова слушал Ленина, который говорил:

— …в такой момент для нас особенно ясна правильность нашей тактики, — это особенно хорошо знают и чувствуют те, кто войну пережил, кто войну видал, кто о войне говорит не в легких фразах…

Аплодисменты.

— Действительно, факт, — оглядел стыдливо свои обмотки солдат-эсер.

Левые эсеры несколько раз пытались шумом заглушить речь Ленина. Бурные рукоплескания большинства делегатов сметали их бессильные истерические вопли.

Ленин разоблачал, убеждал. Честным представителям народа указывал единственно достойную России большевистскую дорогу…

— В тот момент, когда левые эсеры, — говорил он, приближаясь к трибуне, — отказались войти в наше правительство, они были не с нами, а против нас…

На правых скамьях, где сидели левые эсеры, опять зашумели, но уже одиночки и с оглядкой. Ленин подошел к трибуне, положил на нее правую руку. Шум стал стихать. Несколько мгновений осматривал Владимир Ильич скамьи левых эсеров.

— Мне очень неприятно, — бросил он им, — что пришлось сказать нечто такое, что вам не понравилось.

Опять злые, но не очень смелые левоэсеровские выкрики.

Владимир Ильич с возрастающим вниманием ждал, пока затихнут голоса делегатов, требовавших удалить левоэсеровских крикунов.

К удивлению Северьянова и Коробова, их сосед солдат-эсер тоже начал призывать своих к порядку…

Горстка левоэсеровских вожаков еще несколько раз попыталась помешать говорить Ленину, но грозные голоса зала заставили их смолкнуть.

Ленинское сочувствие к народному бедствию, от которого можно было спасти тогда Россию, действуя лишь по-большевистски, дошло наконец до одураченной вожаками массы левоэсеровских делегатов.

И Ленин начал говорить дальше.

Бурной овацией одобрил речь Ленина пятый съезд Советов.

Аплодируя, Северьянов перегнулся через колени Коробова и бросил прямо в лицо левому эсеру:

— Заруби себе на носу, отец, и спорь, да не вздорь!

Левый эсер, не двигаясь и не дыша, смотрел на Ленина. Огненный смысл ленинских слов согревал замороженную неправдой и клеветой душу.

Далеко за полночь съезд подавляющим большинством делегатов принял по докладу Ленина резолюцию большевиков.

…А в четыре часа следующего дня в Большой аудитории бывших Бестужевских курсов на экстренном заседании Всероссийского съезда учителей-интернационалистов прозвучал боевой призыв Центрального Комитета партии большевиков: «Все на свои посты! Все под ружье!..» Курсанты-большевики объявили себя мобилизованными и готовыми в любую минуту взять в руки оружие.

Экстренное заседание открыла и вела Надежда Константиновна. Она объявила о восстании левых эсеров и убийстве ими германского посла Мирбаха… Всех курсантов поразило самообладание Надежды Константиновны. Рядом с тем, что все раньше видели в ней — непосредственность, правду и сердечность, теперь каждый почувствовал необыкновенной силы волевое спокойствие и сосредоточенность.

Луначарский сидел рядом с Надеждой Константиновной. Поднимаясь из-за стола президиума, взволнованным голосом он добавил к тому, что сказала Надежда Константиновна:

— Сочувствующие нам, при их добровольном желании, могут также остаться в этом зале.

Из середины верхних рядов аудитории, где сидели обычно учителя из левых эсеров, раздался подмывающий голос Шанодина:

— Это вам, большевикам, ответ мужика на ваше объявление ему войны!

Северьянов порывисто встал. Он вел в президиуме протокол как дежурный член секретариата.

— Не мужики подняли это грозное восстание! — прозвучал его голос с выражением глубочайшего презрения.

— А кто же, по-твоему?

— Твои друзья! Слабонервные мужиковствующие интеллигенты.

Несколько левых эсеров поднялись и, выкрикивая угрозы, покинули аудиторию. Луначарский встал, надел шляпу, но тут же быстро снял ее и опять сел.

В зале — осторожный шумок. Курсанты обсуждали сообщение Надежды Константиновны о том, что левые эсеры уже захватили телеграф, передали в главнейшие города России телеграммы ЦК левых, эсеров, в которых предписывалось не подчиняться приказам правительства Ленина, что они захватили также район Покровки, Чистых прудов, Мясницкой и Красных ворот.