Василий Лебедев - Высокое поле

«Пора!» — и кровь ударила в уши. Тело напряглось и задрожало, ноги настороженно переступали по косым квадратным плитам старой панели. Он знал, что это плохо, что надо расслабиться и лишь потом — в узел, но нервы не слушались.

«Да ну, пора же! Раз, два, три! Нет… Снова… Уже ступени! Раз, два…»

Со счетом «три» Пашка согнулся, юркнул винтом под руку конвоиру, резко рванул свое гибкое тело в сторону и в тот же миг почувствовал свободу.

— Стой!

Но ветер уже свистел в ушах Пашки. Забор совсем рядом. С разбегу — в дыру, только доски дохнули в лицо теплым воздухом, сладким запахом старой краски.

— Стой, говорят!

Но здесь, на кладбище, он был в знакомой стихии! Сколько раз он крутился тут с самыми закадычными друзьями зимой и летом; любил, особенно веснами, бродить один, находя здесь успокоение от неприятностей с теткой и глубокую, всегда неожиданную тишину среди суматошного города. Ему знакомы здесь все могилы известных людей и шикарные надгробия богатых вельмож, опущенных некогда в склепы внутри высоких красивых часовен, сработанных из металла и замысловатых чугунных решеток. Величественными за́мками возвышались они над простыми, безымянными могилами, бугрившими среди деревьев. За войну деревья слегка поредели, но зато отовсюду брызнула молодая, упругая зелень кустарников, поднимались молодые деревья. Сейчас, в июле, здесь было особенно глухо и уютно.

Пашка сгоряча прочесал мимо позеленевшего бронзового ангела и понял, что скоро могила Некрасова, а рядом — главный вход, люди… Это опасно.

— Стой, говорят тебе!

Резкий бросок вправо, еще раз вправо — туда, за могилу Врубеля, где самый глухой угол. Пашка на миг вспомнил, как приятно забираться туда самой ранней весной, когда солнце еще слабое, а на черном гладком камне этой большой могилы оно всегда грело сильней, надежней…

Мозоль драло, как солью. Липкий от пота носок разъедал живое мясо на большом пальце, и Пашке стало ясно, что запал у него на исходе, что больше терпенья нет. Оставался последний шанс — в склеп.

— Стой, хуже будет! — неожиданно близко прохрипел мужик, видать умело махнувший наперерез.

Пашка сделал последний рывок по узкой длинной аллее, снова резко метнулся в сторону, к часовне, где внутри, на железном полу, еще с прошлого года была сдвинута тяжелая крышка люка. Наклонился. На четвереньках по лестнице вверх. На краю люка — боком на пол, потом сразу обе ноги в черную дыру могилы, прыжок, смягченный руками и — Пашка на том свете.

«Сегодня же расскажу пацанам, как отвалился!» — с радостью думал Пашка, а сам все морщился и шевелил растертым пальцем, и слушал.

Наверху глухо, как в валенках, пробежал мужик.

«Мимо! — коротко дыша, прошептал Пашка и блаженно расшнуровал, ослабил ботинок на больной ноге, но тут же насторожился: шаги. — Во, паразит! Порядочный давно бы отвязался, а этот… Ну и настырный».

В склепе было темно, противно. Душная, неземная тишина гнила в этом подземелье. Пашка брезгливо нащупал ногой могильную плиту, она показалась выщербленной, дырявой. Он невольно отодвинулся — не задеть бы ногой костей. Сразу потянуло на волю, но было еще опасно, поэтому он лишь приблизил нос к косой дыре полуоткрытого люка, как рыба к проруби, и жадно вдохнул. Второй раз он вздохнул уже осторожно, с опаской: потянуло все тем же удивительным запахом!

«Не может быть…» — усомнился было Пашка, но тут же услышал над головой, по железу, гулкие шаги и понял, что все пропало.

— Вылезай!

«Дурака нашел!..»

— Вылезай, говорят тебе добром! Ты не думай, я не уйду, у меня работа кончена. Понял? Сиди там до ночи, пока черви тебя не сожрут!

«Не сожрут!»

— А не то возьму вот, сдвину железо — закрою люк, — тогда поминай, как звали! Ясно?

Пашка молчал. Он понял все же, насколько серьезна последняя угроза, ведь в склепе и так мало воздуха! Он вспомнил, как однажды они с ребятами пытались разбить старую гробницу в другом конце этого кладбища и примерно в таком же склепе. Однако, помимо многих неудобств, там было мало воздуха. Свеча горела желтым пламенем, а спички догорали лишь наполовину, хотя дыра в могилу была не меньше этой. Пашка помнил, как стучало в висках, потела рубаха, как ругался наверху сам Косолапый, но Копыто, а за ним и Пашка бросили ломы и выскочили наверх. Ну, не подыхать же неизвестно за что?

— Ишь присмирел, воровская морда! — гремел наверху мужик и зачем-то пошевелил в дыре палкой. — Бежать вздумал, сопляк! Да разве от меня убежать такому гопнику?