Гость присел, опираясь на массивную трость. Это был еще довольно бодрый старик с тщательно расчесанной волнистой белой бородой, стекающей, как мыльная пена, от самых висков. Смирение и кротость соединялись на его розовом моложавом лице с лисьей настороженностью и лукавством. Одет он был в длинный потертый сюртук черного шелковистого сукна, узкие брюки на штрипках; высокий крахмальный воротничок подпирал морщинистую шею, черный атласный галстук был повязан очень тщательно.
— Что скажете, Агафон Андреич, старший брат во Христе? — улыбаясь, спросил Дубинский. Он сидел в тени от спущенной на окно тяжелой темно-зеленой шторы, подтянутый и сухой, в безукоризненно чистом мундире. Глубоко запавшие глаза смотрели на гостя внимательно, спокойно.
— Вы все изволите шутить, любезный Николай Петрович. Кхе-кхе, — смиренно покашлял старик.
— Интересно, что сказали бы ваши братья и сестры во Христе, — сказал Дубинский, — если бы увидели вас в столь парадном облачении? Они знают, что вы, Кувшинников, когда-то заведывали личной канцелярией начальника дороги?
— Могут знать-с, Николай Петрович. Но классный чин и должность могут быть в прошлом и никакого значения не иметь в настоящем. Эти люди принимают меня, так сказать, в настоящем и не интересуются моим прошлым.
— Какие новости, отец Агапит? Список баптистской общины вы принесли? — перебил Дубинский.
— Представлю, мигом представлю, — засуетился Кувшинников. — Так сказать, с полным артикулом, с доподлинным указанием чинов и должностей.
Старик приставил к стулу трость, достал из бокового кармана тщательно свернутый лист, протянул Дубинскому.
— Извольте, Николай Петрович. Будете отменно довольны.
Дубинский, держа лист в длинных пальцах, долго его рассматривал.
— Как изволите видеть, Николай Петрович, число инаковерующих растет, — вежливо пояснил Кувшинников. — Телеграфисты, кондуктора, стрелочники, двое младших агентов службы движения, путевые сторожа. Контингент довольно широкий. И нигде так тонко не улавливаются неугодные монархии настроения, как в призме религиозной. Люди, сами того не подозревая, обнажают свое существо. Начинают, так сказать, издалека, от недовольства православной церковью, от поношения священнослужителей и кончают святейшим синодом и монархом. Искусно направляю мысли, Николай Петрович, в сторону евангелия — это и есть отвлечение от революционного вольнодумства… Сложная штука-с…
— Конкретные разговорчики можете представить?
— Могу-с. Разговорчики бывают самые разные… Смею доложить, Николай Петрович, меньше всего братию беспокоит, так сказать, сюжет забастовочный. Увожу, деликатно и искусно увожу от подобного сюжетца. При духовном превалировании над материальным братия направляется своей мыслью к неприятию насилия и смирению разума. Революционная мысль, так сказать, подсекается в самом рождении. Евангелистические умозрения весьма способствуют, так сказать, неприятию враждебного проявления воли к ниспровержению существующего строя… Но должен заметить, Николай Петрович, что в пассивном улавливаются плевелы зла и недовольства.
— Конкретнее, конкретнее, — торопил Дубинский.
— Конкретно-с?.. Вот, например, путевые сторожа Кандыбин и Иван Дементьев вели неподобающую беседу о войне, о государе, как о помазаннике божием. Так сказать, с точки зрения религиозной… Проникались сомнением и неуважением к священной особе его величества.
— Так… — ротмистр почесал карандашом переносицу, поставил в списке против названных фамилий два жирных креста. — Дальше…
— Телеграфист Феофан Маценюк на одном из молений прочитал письмо духоборов к сочинителю графу Толстому, неуважительно упоминающее о насилии над сией сектой в пределах Российской империи.
Дубинский поставил в списке еще один крестик. Кувшинников перечислил еще несколько фактов.
— Все? — откидываясь на спинку стула, спросил ротмистр.
— С вашего позволения, ничего к сказанному прибавить не могу, — улыбнулся Кувшинников.
— Мало, очень мало, — недовольно пробормотал Дубинский.
— Факты, достойные внимания… — склонил набок голову Кувшинников.
— Мало выуживаете, — хмурился ротмистр. — Уводить от влияния революционных идей — одно, а так же искусно наводить братию на щепетильные разговоры — другое. Вторым вопросом почти не занимаетесь.
— В пределах возможностей, Николай Петрович.
Дубинский смотрел на Кувшинникова насмешливо.
Читать дальше