Тамаз Чиладзе - Дворец Посейдона. Сборник

— «За орла ее я принял, оу рануни», — подхватил Бежан.

Тогда Андро сделал Вахо знак рукой: не вставай и продолжай петь.

Адам пел самозабвенно. И вдруг почувствовал, что поет он один. Ему стало ужасно стыдно. Что же Мамия меня не одернул, подумал он, и тут же услышал голос Мамии:

— В древних Сиракузах, оказывается, был такой обычай, — говорил Мамия, — в древних Сиракузах… Я знаю, вы будете смеяться, но…

«Готов!» — подумал Адам.

— Дайте мне точку опоры! — провозгласил Мамия.

— Мамия, — потянул его за рукав Адам.

— Оставь!

Но Мамию никто не слушал. За столом уже образовалось несколько групп, одни разговаривали между собой, другие пели и никого не слушали, а на тамаду и вовсе внимания не обращали. Андро это мало тревожило. Обняв Торнике за плечи, он что-то горячо доказывал ему. Торнике пытался как-нибудь отстранить руку Андро. Ему уже все порядком надоело и хотелось в гостиницу, спать.

— Я знаю, все вы смеетесь надо мной, — сказал Мамия и вдруг закричал — Архимеда убил варвар, варвар!

Торнике помахал Мамии рукой, хотя и не слышал, о чем тот говорил.

— Ты тоже, — Мамия указал на Торнике, — ты тоже смеешься надо мной!

Торнике не разобрал, что сказал ему Мамия, стараясь, чтобы Андро не заметил, он делал Мамии знаки, что пора уходить.

Поднялся директор школы:

— Мамия, я люблю тебя как родного брата, ты же знаешь это!

— Нет! — ответил Мамия. — Нет!

— Я хочу спеть цыганский романс, — твердил Бежан.

Начальник почты, положив голову на стол, сладко спал, на его лице играла блаженная улыбка. Во сие он стучал пальцем по тарелке. Можно было подумать, что он сидит за телеграфным аппаратом.

«Вот все опьянели, — думал Адам, — а я абсолютно трезвый!»

На самом деле он-то был пьянее всех. Его настолько развезло от вина, что ему вдруг захотелось провозгласить тост, и это желание подняло его на ноги. Он наполнил большой бокал и оглядел всех сидящих за столом.

— Ого! — воскликнул Торнике и ободряюще кивнул ему, решив, что Адам будет пить за здоровье тамады.

Сейчас Адам любил всех на свете и хотел сказать что-нибудь такое, что бы всех обрадовало. Дрогнувшим голосом он начал:

— Я хочу, чтобы все мы долго жили. Пусть вечно существует небо, хлеб, песня… Главное, чтобы человек был счастлив…

— Ого! — воскликнул снова Торнике. — Медведь заговорил.

Вахо расхохотался:

— Медведь! Медведь! Ох, умираю! Ха-ха-ха-ха!

Адам продолжал:

— Как хорошо, когда ты не одни, когда идет дождь. Пусть себе идет, не беда! Хорошо, когда ты слышишь чей-то голос, хотя бы голос дождя…

И тут он сам почувствовал, что пьян, собственный голос показался ему чужим и странным. Так он никогда не разговаривал.

— Медведь защебетал! — не унимался Торнике. Он как будто шутил, на самом же деле злился на Адама за его бесконечно длинный тост, так некстати начатый.

Кроме Вахо засмеялись и другие. Хмыкнул и Андро, но так, чтобы Адам не заметил.

Мамия разговаривал сам с собой; Бежан все порывался петь; директор школы, насупив брови, смотрел на Мамию; начальник почты спал; Вахо так и ел глазами Торнике и, что бы тот ни сказал, начинал хохотать.

— Ты кончил? — спросил исполкомовский секретарь у Адама.

— Вот и сейчас я счастлив, — продолжал Адам, — сам не знаю отчего…

— Он счастлив! — смеялся Торнике.

— Ха-ха-ха-ха! Умереть можно! — смеялся Вахо.

— Что тут смешного, не понимаю? — очень тихо, почти про себя проговорила Тина.

Но эти негромкие слова услышали все. За столом наступила тишина. Проснулся начальник почты, словно его разбудила эта внезапная тишина.

Адам посмотрел на Тину, она сидела потупившись. Все старались не смотреть на нее и, словно сразу проголодавшись, начали ковыряться в своих тарелках.

— Тина! — закричал Адам. — Тина! Я люблю тебя, Тина!

Он сорвался с места и выскочил из комнаты.

Некоторое время спустя, уже на улице, его догнал Торнике. Он тоже выбежал без пальто.

— Что ты со мной сделал, что?! — закричал он издали.

Адам не остановился и даже не обернулся.

— Адам!

— Чего тебе? — повернулся Адам.

— Что ты со мной сделал?

— При чем здесь ты?

— Разве так ведут себя в приличном обществе?

— Отстань!

— А я думал, что ты мне друг.

— Отстань, говорю. Отстань!

— Что ты из себя воображаешь, — разгорячился Торнике, — но и на таких, как ты, найдется управа!

Не успел он это произнести, как Адам угодил ему кулаком прямо в лицо. Торнике отлетел и растянулся в луже. Адам повернулся и ушел.