Тамаз Чиладзе - Дворец Посейдона. Сборник

Эленэ тоже была странная. Помнишь, Эленэ, когда у тебя был какой-то поклонник? Помнишь? Да, поклонник. Ты сама называла его своим поклонником. Такой юноша с растрепанными волосами. Кажется, он стихи писал. Ха-ха-ха-ха, стихи! А я делал вид, что ничего не видел, что я ослеп. Помнишь? Ты получала письма, читала их по ночам и плакала. А меня вроде это не интересовало, и букетов я старался не замечать, а сколько их было, букетов, помнишь? Я же не мог тебя спросить: чьи, мол, эти письма, это не принято в порядочном обществе. Я как будто и не ревновал вовсе. И вот теперь — ты только и знаешь, что преданно смотришь мне в глаза. Правильно я поступал? Правильно, и для тебя оно так лучше!

Георгий обтер лицо полотенцем, вышел в спальню и стал одеваться. В комнате был полумрак, плотные занавеси на окнах были задернуты.

«Канчавели именно сейчас понадобилось заболеть, — думал Георгий — инфаркт! Значит, спектакль должен заканчивать Заза! Так постановил худсовет: надо доверять молодым… молодым. Хотя пусть продолжает, что там осталось, спектакль почти готов!»

Георгий подошел к гардеробу, завязал галстук и оглядел себя в зеркале. Затем ладонью провел по животу, прикосновение накрахмаленной, отутюженной сорочки было прохладным и приятным. Живота у него совсем не было. Он повернулся, взял повешенный на спинку стула пиджак и, не отходя от зеркала, надел его. Застегивая пуговицы, он все так же не сводил глаз со своего отражения. Он был в хорошем настроении, но это следовало искусно скрывать в течение целого дня. Никто не должен догадываться, что народный артист республики, лауреат Государственной премии, директор театра Георгий Гобронидзе в душе напевает:

— Я молод! Мол-о-о-д! Мо-о-о-л-о-о-д!

Эленэ открыла глаза. Слегка повернув голову, посмотрела в сторону гардероба. Так она просыпалась всегда, каждое утро, и видела всякий раз одну и ту же картину: ее супруг перед зеркалом поправлял галстук.

Эленэ не могла так сразу расстаться с тем теплим мирком, откуда она только что вынырнула. Глаза у нее слипались, сон тянул ее снова в свои объятия. Только и такой момент — в момент пробуждения — она сознавала, что в доме все равно все пойдет споим чередом, если даже она будет лежать в постели до самого вечера. Пожалуй, мешать она могла бы всем, а вот пользы от нее — никакой. Поэтому лучше всего — опять заснуть. Да, но если она заснет, то перестанет испытывать то блаженство, которое она ощущает, сознавая, что может спать сколько угодно. А это было наслаждением почище самого долгого сна. Поэтому лучше не поддаваться соблазну! Когда эта минута подходила и Эленэ уже окончательно просыпалась, она совершенно преображалась. Эта Эленэ, в отличие от прежней, была убеждена, что без нее в доме все пойдет вверх дном. И чем дольше она будет лежать в постели, тем больше несчастий обрушится на семью.

Като (так звали домработницу) наверняка забыла взять молока, а если взяла, то оно у нее выкипело. Като небось сейчас на кухне раскладывает пасьянс и, если выпадет трефовый король, плачет от радости.

Эленэ огорчилась, что муж поднялся раньше ее. Так она огорчалась каждое утро. Это огорчение давно стало приятной привычкой, потому что оно являлось частью со мнимой суетливости и заботливости.

Точно так же ее волновала грязная рубаха Торнике, которую приходилось стирать Като, обед, который в конце концов готовила Като. Эти огорчения были для нас заменой всей ее деятельности.

«Ой-ой-ой, — думала со страхом Эленэ, — и завтрак надо приготовить!»

Страх пробежал по всему ее телу легкой, приятной дрожью — и тотчас бесследно исчез.

Потом Эленэ внимательно посмотрела на мужа:

«Надел ли он свежую рубаху?»

И об этом она сразу забыла, потому что взгляд ее был пленен молодецким видом мужа. Сердце ее наполнилось радостью. Она подумала, что, вероятно, и она выглядит так же.

— Георгий! — тихо позвала она и проснулась окончательно.

— Да! — откликнулся Георгий, не оборачиваясь.

Он не любил смотреть на заспанное лицо жены.

— Ты уже встал? — спросила Эленэ, не найдясь, что сказать.

— Да…

— Знаешь что?

Эленэ замолчала. Георгий терпеливо ждал, пока она скажет, что ей нужно.

— Если хочешь, я встану, — сказала наконец Эленэ.

— Лежи.

— А завтрак?

— Като приготовит.

— Ах, что ты, что ты! — возглас был таким категорическим, что можно было подумать, будто каждое утро завтрак готовила она сама.

— Лежи, — повторил Георгий и еще туже затянул галстук. Для этого ему пришлось приблизиться к зеркалу на один шаг.