Тамаз Чиладзе - Дворец Посейдона. Сборник

— Холодно!

Адам кивнул, не переставая удивляться: что привело сюда этого человека?

Врач снова повторил:

— Холодно.

И Адаму показалось, что он обращается не к нему, а к огню.

Затем врач двумя пальцами извлек из кармана сигарету.

— Есть ли у вас спички, молодой человек?

Адам зажег спичку и почтительно поднес ему, старику даже не пришлось наклоняться. Он прикурил, глубоко затянулся и спустя некоторое время произнес удовлетворенно:

— Так!

— Да-а! — не совсем понимая, о чем речь, подтвердил Адам, чтобы не обидеть гостя.

Зубной врач показался Адаму очень изменившимся. Он как будто еще больше постарел, поседел.

«Болеет, наверно», — подумал Адам.

Старик и впрямь был похож на больного. Или беда какая с ним стряслась, и тает он от нее, как свеча?

«Если он болен, чего на стройку пришел?»

— И дождь заладил — не остановишь!

— Что? — Адам не был уверен, что врач обращался к нему; может, он сам с собой разговаривает?

— Дождь! — сказал старик.

Адам бросил сигарету в печку, тут же достал другую и закурил.

— Лучше бы уж снег пошел, — сказал он больше для того, чтобы проверить — к нему ли в самом деле обращается старик.

— А здесь тепло, — старик сделал неопределенный жест рукой, в которой держал сигарету.

В это время в дверях показалась чья-то голова:

— Адам, слушай, где ты?

— Здесь, а что случилось?

— Бревна под дождем оставлять?

— Сейчас приду.

Голова исчезла.

— Вы уходите?

Нет, нельзя так оставлять старика!

— Подождут, — сказал Адам и присел на кровать.

Старик долго молчал.

Адам терпеливо ждал. Он понял, что зубной врач не хотел его отпускать.

Гость вдруг закашлялся, бросил сигарету, достал из кармана похожий на обрывок афиши большой зеленый платок и прикрыл им рот. Лицо его покраснело, на висках и на лбу выступили и набухли жилы. Адам невольно нагнулся к нему, старик рукой подал ему какой-то знак, Адам его не понял, старик перевел дух и сказал:

— Воды, пожалуйста!

Адам, не найдя стакана, подал ему воду прямо в кувшине. Старик с трудом поднял кувшин, на секунду приложился к горлышку и тут же вернул Адаму. Кувшин был тяжелый, и у старика дрожали руки.

— Вы испугались? — он взглянул на Адама с улыбкой.

— Нет…

— Это все курение, — проворчал он.

— Конечно.

— Вы много курите?

— Много!

— Не годится…

Его голос никак не соответствовал внешности, он был бодрый и совсем не хриплый. Словно он подносил ко рту невидимый микрофон, который изменял его голос.

— Я тоже много курю, — сказал старик, — очень много… И по ночам тоже… Всю ночь напролет… Ведь я же не сплю…

— Не спите?

— Я никогда не сплю! — холодно ответил старик, словно обидевшись, что кто-то до сих пор об этом не знает.

— Разве это возможно? — Адам удивился, чтобы сделать гостю приятное, в душе он сразу ему поверил.

— Возможно! — сказал старик с довольным лицом. — Поверьте мне… Я никогда не сплю.

У старика был большой лоб и ввалившиеся виски. Он так близко придвинулся к печке, что почти прикасался коленями к ее раскаленному боку, но, казалось, не чувствовал жара.

Адаму почему-то припомнился один старик, живший с ним по соседству в Тбилиси. Несколько лет назад сын привез его из деревни, и он целыми днями просиживал у окна. Адам всегда отводил от него глаза, потому что жалел его. А почему жалел — и сам не знал. По правде говоря, старика жалеть было не за что. Он не походил на заброшенного, оставленного без внимания, на нем была белоснежная рубаха, темно-красный галстук, завязанный толстым узлом, он всегда был чисто выбрит.

Странно, может, Адам жалел его только потому, что он целыми днями сидел у окна?

«Неужели старость означает одиночество?»

Адам бросил в печку несколько поленьев и снова сел. Старик, казалось, совсем забыл про него. Жалкий, сгорбленный, сидел он на колченогом стуле. Палка его все так же вонзалась в землю. Обеими руками он крепко опирался на нее. На руках покоился его подбородок.

Но вдруг он выпрямился, снял шапку и огляделся, не зная, куда ее положить. Потом отодвинул в сторону головки чеснока и хлеб и положил шапку на ящик.

В сторожку вошел промокший до нитки Вахо.

Он ежился от холода и, стараясь согреться, прятал руки под мышки. С ног до головы он был вымазан в грязи.

Ни на кого не обратив внимания, он вошел, направился к печке и присел возле нее на корточки.

Старик посмотрел на Вахо:

— Здравствуй!

Вахо небрежно кивнул.

— Вы его знаете? — спросил Адам старика.