Тамаз Чиладзе - Дворец Посейдона. Сборник

— Нет.

Они зашли в комнату Магды. Там тоже было довольно темно, и Магда опять щелкнула выключателем. В тесной комнатушке стоял диван, стол и книжный шкаф. На стене висел портрет Хемингуэя, вырванный из журнала. На полу стоял магнитофон. Магда сняла пальто и перекинула его через спинку стула.

Заза продолжал держать свое пальто в руках, Магда отобрала его и тоже положила на стул.

— Я думал, что вы обязательно будете в желтой шапочке, — сказал ей Заза.

— В желтой шапочке?

— Ну да, в высокой вязаной шапочке.

— Я вообще не ношу шапки, — сказала Магда.

— Хорошая комната, — Заза обвел комнату взглядом.

— Да, хорошая.

— В этой квартире живут ваши знакомые?

— Нет, я просто снимаю комнату. Что ж вы не садитесь?

Заза сел, вытащил пачку сигарет и протянул ее Магде.

— Не хочу, — сказала Магда, — спасибо.

Зазе показалось, что она изменилась, как будто даже похудела. Она была в сером свитере грубой вязки.

Наступило молчание.

«Зачем я пришел?» — мучительно думал Заза.

Магда сидела, положив руки на колени. Глаза ее были устремлены в одну точку. Заза курил сигарету за сигаретой и не сводил глаз с Магды. В комнате стояла напряженная тишина. Такая тишина наступает тогда, когда люди чувствуют, что каждое фальшивое слово разнесет вдребезги оконные стекла, комнату… дом…

Потом зазвонил телефон. Магда не шелохнулась. Телефон упрямо продолжал звонить, Заза хотел встать и подойти к телефону, который стоял рядом со шкафом на маленьком столике, — до этого Заза его не замечал. Он собрался встать, но вдруг понял, что этот звонок его никоим образом не касается. Просто настойчивость и упорство, с которыми телефон звонил, заставили его потянуться к трубке. Потом телефон умолк. Заза встал, подошел к окну, но ничего сквозь него не увидел, стекла были сплошь покрыты морозными узорами.

Снова зазвонил телефон. Магда опять не двинулась.

«Что она, оглохла, что ли? — подумал Заза. — Кто ей звонит? Я же ничего не знаю, ведь я совершенно посторонний…»

Это он подумал потому, что продолжительный и настойчивый звонок как бы давал знать, что тот, кто звонил, имел право быть требовательным и беззастенчивым. «Да, но до каких пор он может так звонить?» — Заза посмотрел на Магду и обомлел — Магда плакала. Она плакала, хотя, может быть, и сама этого не замечала, потому что продолжала сидеть, уставясь в одну точку.

— Магда!

Она не шелохнулась.

Заза присел на диван:

— О чем ты плачешь, Магда?

Он поймал себя на том, что обратился к ней на «ты», но не стал отступать и продолжал:

— Скажи мне, почему ты плачешь?

Потом он обнял ее. Магда сидела, все так же выпрямившись, и лицо ее заливали слезы.

— Не плачь, не надо! — он прижал Магду к груди. — Не надо!

И тут голова у него пошла кругом, и он, сам не сознавая, что делает, стал целовать волосы Магды, ее мокрые щеки.

— Не плачь, не плачь…

Соленые и горячие слезы обожгли ему губы, и он вдруг опомнился, понял, что Магда просто не ощущала его поцелуев. Она славно унеслась куда-то очень далеко, откуда могла возвратиться только сама, по своей воле. И эта отдаленность была настолько очевидной, что Заза еще раз счел себя совершенно лишним, чужим, просто невольным свидетелем слез Магды. Расстроенный и растерянный, он поднялся с дивана, закурил сигарету и посмотрел на телефон, почему-то уверенный, что он все еще продолжает звонить. Но телефон молчал.

— Какая я дура, — раздался наконец голос Магды, — прости меня…

Заза не отозвался, потому что не знал, что ответить.

Магда встала:

— Сейчас я вскипячу чай.

— Я не хочу, спасибо.

— Больше у меня ничего нет.

Заза опять закурил. Магда выдвинула стул, приставленный к столу, и села:

— В Тбилиси тоже снег?

— Да… снег…

— А здесь снег лежит с первого ноября…

«Ей не о чем говорить со мной, — подумал Заза, — да и что она может мне сказать?»

— Ты в Москву надолго?

— Нет, сегодня уезжаю.

— Да-а.

Затем опять наступило молчание.

«Может быть, она думает, я прилетел сюда снег счищать с тротуаров! — разозлился вдруг Заза, хотя сознавал, что не имеет никакого права злиться. — Она думает, что я приехал сюда снег скрести».

— Давай пить чай, — сказала Магда, — он вскипит быстро.

Она вышла из комнаты. Зазе еще никогда не приходилось быть в таком глупом положении. Он мечтал поскорее выбраться отсюда, но какая-то сила удерживала его.

Может, это было самолюбие: он не хотел верить, что все так сразу кончилось. Труднее всего поверить в это, до последней минуты хранишь какую-то надежду. Дескать, может, я ошибаюсь, а на самом деле все прекрасно. И ты ждешь чего-то, не ждешь, а по самое горло увязаешь в трясине, которая называется глупостью.