— А с вами сидит ваш отец, верно?
— Да, папа. Я в ресторане первый раз, сегодня день моего рождения.
Из ресторана они вышли поздно. Заза попрощался с Давидом, солгав, что идет спать к товарищу. Ему хотелось побыть одному. Набродившись вдосталь, он наконец вспомнил, что остался без ночлега. Ходить до рассвета по улицам он не мог, было холодно.
«Может, пойти на вокзал?» И только он успел это подумать, как вдруг над ним вспыхнула разноцветная реклама: Гостиница «Будапешт». Несколько шагов, и он очутился у входа в гостиницу.
В вестибюле свет был погашен. Только перед администратором горела маленькая настольная лампа. Заза приблизился к столу и молча остановился.
«Глупости, — думал он, — тут наверняка ничего не будет…»
Администратор, светловолосая женщина с удивительно симпатичным лицом, подняла голову, и Заза вдруг воспрянул духом. Они почти одновременно улыбнулись: Заза улыбнулся потому, что не осмеливался задать вопрос, а женщина — потому, что поняла причину его нерешительности.
— Вы завтра утром освободите номер, — проговорила она.
— Что вы сказали? — Заза не поверил своим ушам.
— Вам повезло, у нас есть один номер, но только утром вы должны будете освободить его.
— Непременно, ведь я утром уезжаю.
— Ну вот видите, как хорошо.
Заза на лифте поднялся на пятый этаж и получил у дежурной ключ.
— Пятьсот двадцать седьмой, направо.
Заза шел по коридору и читал написанные на дверях номера:
— Пятьсот двадцать один, пятьсот двадцать три, пятьсот двадцать пять… Вот он!
…Он открыл дверь, вошел и лег; все это он проделал, не зажигая света, и почти сразу заснул.
Номера над дверями светились в темноте фосфорическим светом:
521.
522.
523.
524.
525.
526.
Заза одну за другой отворяет все двери и заглядывает в комнаты — и везде он видит себя самого с неестественно вытаращенными глазами.
— Извините, — говорит Заза и смущенно прикрывает дверь, — извините!
А коридор такой длинный!
— Магда, Магда! — кричит Заза.
— 521, 522, 523, 524, 525, 526,— считает кто-то за его спиной.
— Пятьсот двадцать один, пятьсот двадцать четыре! — объявил диктор.
Заза бежит по баскетбольной площадке. Бадри забрасывает в корзину мяч, он машет Зазе рукой; а Заза будто не замечает этого:
— Магда! Магда! Магда!
— Я не люблю вальс, — говорит ему девочка, с которой он познакомился в ресторане, — а отец мой дирижер.
— Стоковский, Тосканини, Ферреро, — Заза начинает перечислять имена всех дирижеров, которых знает.
— Нет! Нет! — смеется девочка и отрицательно качает головой.
На трибунах стадиона вместо зрителей расположился симфонический оркестр. Оркестром дирижирует мужчина, тот самый, в львиной маске, он энергично взмахивает руками, но никто не играет.
Тишина.
На пустой площадке стоит один Бадри и бросает в сетку мяч.
— 521, 522, 523, 524,— считает кто-то все так же громко.
— И мечтать я не умею, — говорит девочка, — и веснушки эти мне совсем не идут!
— Магда! — кричит Заза. — Магда!
Потом все исчезло. Теперь Заза бежит по пляжу или пустыне? Если пляж, то почему не видно моря? Торнике — в плавках, с вышитым якорем — лежит в яме, которую вырыл в песке, и осыпает себя песком. Вот-вот он совсем исчезнет, но вдруг поднимает голову и говорит Зазе:
— Человек может не быть знаменитым, за это его никто не осудит, но он должен стараться стать настоящим человеком.
— Это ведь я должен был сказать тебе? — удивляется Заза, и к горлу его подкатывает клубок слез. Он чувствует, что его обманывают. Но почему его должны обманывать так бессовестно?
— Ха-ха-ха-ха, — хохочет Торнике, — я обскакал тебя, болван. Вообще все вы, люди искусства, глупцы. Это подтверждается всей историей.
— Какой еще историей?
— Ха-ха-ха-ха, — хохочет Торнике, уходя все глубже в песок, и его смех, как вода, просачивается сквозь песчинки.
Заза хочет подойти и вытащить его, встряхнуть, поставить на ноги, но не может двинуться с места, хочет ему что-то сказать и не может вымолвить ни слова.
На раскаленном от солнца песке стоит ледяная хижина. В хижине сидит Магда.
— Магда! — радуется Заза.
— А-а, — тянет Магда, — а-а!
— Что это? — спрашивает ее Заза и показывает на ледяной домик.
— Это ледяная хижина, — отвечает Магда, глядя в сторону, — эскимосская хижина.
— А для чего тебе она?
— Мне холодно.
— А разве она согревает тебя?
— Неужели ты не знал, что лед излучает тепло?
— Не знал…
— Эскимосы всю жизнь живут в ледяных хижинах.
Читать дальше