Владимир Воробьёв - Я не придумал ничего [Рассказы для детей и взрослых]

— Я еще студент, я не имею права, — мямлил я. — Мы еще никаких болезней не проходили!

— Ну, конечно, если не проходили… — вступилась мама.

Да ведь и в самом деле первые два года не знакомят студентов с болезнями. Но есть люди, — я их, признаться, ненавижу, — им всегда надо настоять на своем. Хотя бы вопреки здравому смыслу. Особенно они любят настаивать вопреки чьей-нибудь воле. Раньше я часто, почти всегда уступал им. Увы! И вот я… поплелся за братом «смотреть больную».

С умным видом я подержал ручонку моей семилетней племянницы, будто слушал пульс, потом сказал: «Открой ротик, скажи а-а, покажи язычок», — что моя пациентка очень охотно сделала, печально взглянув на меня, будто знала мою тайну и жалела меня… И словно что-то оборвалось в моей душе и перевернулось с грохотом…

Я бережно уложил девочку в кроватку и твердо сказал:

— Финита ля комедиа!

— Что-что? — переспросил брат.

— Это по-итальянски, брат. А по-русски — пошел к черту.

С мамой я откровенно поговорил тотчас. Попросил у нее прощения за ложь, но она только отмахнулась, как от пустяка: грозная болезнь заслонила все.

ак звали мою собаку из породы пойнтеров. Впрочем, она была не моей, а одного голубоглазого, белоголового паренька, которого тогда призвали служить в армию. Дело это было незадолго до войны.

Уезжая, он просил сестру почаще отдавать Эльзу охотникам, чтобы собака приучалась к делу.

Собака мне нравилась своей статью и живостью. Но особенно поражали ее глаза — лукавые, умные. Гладкошерстная, черная, ока, казалось, была отлита из черного блестящего металла.

Дичи тогда на Северном Кавказе было полным-полно, однако без собаки какая охота… Попасть в перепела ничего не стоило, он летит медленно, жирный, объевшийся зерном, летит невысоко, по прямой. А вот найти его — это задача. Вот здесь-то и нужна охотничья собака.

Эльза обладала невероятным чутьем. Она могла перехватить тающий в воздухе след недавно пролетевшей птицы. И еще моя Эльза умела смеяться. Соберет свои отвислые губы как-то по-особенному вокруг влажного черного носа и смеется — как человек, смеется!

В те времена не ходили за город автобусы. Только два маленьких горбатеньких трамвайчика, сделанных еще до революции, бегали божьими коровками в центре города. Поэтому мы с Эльзой выходили из дому часа в два ночи, чтобы к рассвету оказаться в степи.

Еще дома при малейшем моем движении в постели Эльза принималась изо всех сил колотить своим хвостом-палкой об пол. Хитрая, она знала, что возьмет надо мной верх и выгонит из кровати.

Мы выходили с Эльзой в прохладу ночи. Впрочем, ни пыль на дороге, ни камни заборов и домов еще не успели остыть, от земли еще веяло теплом. В черном небе подавали сигналы друг другу иные миры. Тишина… Но вскоре, стоило только нам с Эльзой перейти трухлявый мост через Подкумок, начиналось такое!

Эльза бесцеремонно вбегала во все подворотни и лазы в плетнях, и азартный собачий лай поднимался во всех улицах и проулках, а вскоре и вся станица Горячеводская от края до края остервенело лаяла. Мир, казалось, населен одними собаками, и лай их возносится до самых небес, где испуганно мигают звезды.

Но вот наконец степь. А там, за степью, что дышит травами, теплом и прохладой сразу, на дальнем краю ее, алеет полоска. Она ширится, рдеет. Вот, будто на цыпочках, пробежал ветерок. Он еще не колыхнул травы. Потом пробежал посмелее, качнул травинки повыше, и тут вдруг свершилось чудо: засверкала вся степь голубой росой, алая полоска на краю степи раскалилась добела, и сразу же, как по команде, ударили во весь голос перепела:

— Подь полоть! Подь полоть!

И вот тут-то и начинается самое главное. Эльза, тряхнув башкой, словно бы говоря: «Эх, где наша не пропадала!» — выбегает передо мной шагов на пятнадцать и принимается гарцевать то вправо, то влево. Нос держит по ветру и ногами перебирает как породистый конь, будто едва сдерживая себя, будто боясь дать себе волю…

Эльза челночит передо мной, а я, взяв ружье на изготовку, волнуюсь, жду, когда она сделает стойку.

И вот стойка! Не живое существо, нет, это изваяние. Эльза стоит, поджав переднюю правую лапу и в струнку вытянув левую. Как прямая палка, торчит горизонтально хвост. Палка шевельнулась — и это выглядит как если бы шевельнулось неживое.

Эльза хвостом показывает, где мне встать, чтобы я мог стрелять в угон.