— Будьте счастливы, Люда. — На язык просились совсем другие слова: ему хотелось утешить ее.
Суров стремительно выбежал на улицу, отодвинул удивленного шофера на правое сиденье и, заняв место за рулем, погнал машину через поселок к видневшейся за лесничеством автостраде.
Гнал и постепенно успокаивался. «Ничего, — думал он, — из ряда вон выходящего не случилось. Если разобраться, то даже хорошо, что поставлены точки над «i». Между нами не было не то что близости, а даже к чему-то обязывающего знакомства. Худо ли, хорошо ли, но в наши отношения внесена ясность».
Подумал так, но облегчения не ощутил.
Быстрая езда сконцентрировала внимание на дороге, мокрой и скользкой, а на поворотах, куда с проселков наволокло грязи, еще и опасной. Хорошо в этот ранний час транспорта было мало — попутные не встречались, а те немногие, что шли из города, проносились мимо, и тогда спрессованный воздух туго ударял в боковину «уазика», словно испытывая прочность машины, и снова пустынная лента шоссе торопливо убегала назад, растворяясь в утренней мгле.
До города оставалось километров пятнадцать. Суров поехал тише. Однако стоило сбавить скорость — и снова вспомнилась Людмила. Ее вопрос, любит ли он жену, странное волнение, с каким она спросила его об этом, ее подрагивающие губы… Ее волнение теперь как бы передалось ему и причинило боль. Он подумал, что был неискренен: то, что связывало его с женой, не могло называться любовью…
На въезде в город Суров догнал машину Тимофеева. Начальник политотдела возвращался с резервной группой. За мостом свернули на обочину. Тимофеев приоткрыл дверцу.
— Домой? — опросил он, не выходя.
— Сначала в штаб. А что?
— Просто так любопытствую. Пожалуй, и я заскочу в политотдел. Ты ведь тоже ненадолго?
— Как получится.
Не теряя друг друга из виду, они ехали городскими улицами, вместе поднялись наверх. Суров понимал: не из праздного любопытства Тимофеев спросил, как долго он, Суров, задержится у себя — похоже, ему крайне необходимо было что-то выяснить.
Суров думал об этом, составляя донесение в округ о ночном поиске, та же мысль преследовала его при разборе почты, накопившейся за последние дни, и все это время Тимофеев как бы незримо присутствовал в кабинете, мешая сосредоточиться. Суров не понимал, почему он придает такое значение невзначай заданному вопросу, и тем не менее был уверен: спрошено с умыслом.
Он уже было засобирался домой — отдохнуть перед возвращением на первую, где еще оставался Ястребень и, по-видимому, жил в тревоге Мелешко, ожидая результатов проверки, — когда вошел Тимофеев с неизменной сигаретой во рту. Пыхнув дымком, спросил:
— Домой?
— С ног валюсь от усталости.
Тимофеев рассмеялся:
— Да не прибедняйся! — Он внезапно оборвал смех и сел к приставке, за которой любил сидеть, заходя в этот кабинет. — Нам надо поговорить, Юрий Васильевич. И хочется быть правильно понятым.
— Постараюсь. — Суров подумал: чутье не подвело. — Хотя, честно говоря, было бы лучше отложить разговор до моего возвращения.
Тимофеев скупо улыбнулся.
— Лучше сейчас, пока есть возможность согласовать точки зрения. Но раз торопишься, задерживать не буду — комкать разговор нежелательно. Одно скажу: не создавай себе лишних проблем. И нам с командиром — тоже. В конечном счете последнее слово за Павлом Андреевичем — как он решит, так и будет. К слову сказать, относительно Мелешко мы с ним во мнениях не расходимся. — Он скользнул по Сурову взглядом и, быстро отведя его, будто невзначай бросил: — Незачем выдумывать лишние проблемы. Дай бог тебе со своими разобраться.
Это «нам с командиром» задело Сурова за живое: получалось, что Тимофеев провел разграничительную линию между ним и ими двумя, хотя до сегодняшнего дня, до этой минуты отдавал предпочтение объединяющему всех слову «мы».
— А еще в чем не расходитесь?
— Кое в чем. — Тимофеев посмотрел Сурову в лицо, ища признаки недовольства или обиды. Но, ничего такого не обнаружив, поднялся: — Тебя подвезти домой?
Понимая, что горячиться не следует, Суров решил спокойно уточнить:
— Ты умышленно ушел от вопроса?
— Насчет расхождений?
— Да.
— Вернешься от Мелешко, потолкуем. Не люблю делать дела наспех.
— И все же? — Суров стоял на своем.
— Ну и настырный же ты! Ему вынь да положь. Если торопишься узнать, скажу: не одобряю, к примеру, твою инициативу относительно квартиры Евстигнеева. Буду категорически возражать. На этом, Юрий Васильевич, давай кончим. Вернешься — возобновим малоприятный обмен мнениями.
Читать дальше